любовь рассыпалась в прах, который пеленою застелил мой взор. Я потеряла сознание.
Тяжелое пробуждение наступило через четыре дня. Лишь мое крепкое здоровье и железная воля Марты Маунт сохранили жизнь ребенку, но я все еще металась в нервной горячке. Марта и Джереми, сменяя друг друга, как ангелы-хранители, не отходили от меня ни на минуту. Когда же ко мне хотел заглянуть Спейхауз, они, подобно драконам, вставали на его пути, зная, что проклятия, которые я выкрикивала в беспамятстве, не для его ушей.
Я лежала неподвижно, будто душа уже покинула мое тело. Разум отвергал случившееся, как дурной сон. «Нет, ничего этого не было, – грезила я. – Привиделся один из обычных кошмаров – вот и все. Не было ни Дэвида, ни ненависти. Просто на меня нашло что-то плохое». Однако в глазах Марты и Джереми я читала, что это был не сон, и отворачивалась от них, будто именно они олицетворяли страшную явь.
Однажды сквозь туманное облако, которым я была окружена, проник сочный голос Джереми:
– Ты должна выслушать меня, Элизабет. Ты должна позволить нам помочь тебе. Слушай же, Элизабет. Не хочешь ли ты, чтобы мы перевезли тебя из этого дома в твой собственный?
В мой разум вторглись безумные видения из жизни на Рыбной улице. Потом все это смешалось с медными чашами, из которых торчали букеты роз, и лунным светом, озаряющим бледное тело, покрытое шрамами.
– Не хочу на Рыбную улицу, – жалобно простонала я. – Не увозите меня обратно на Рыбную.
– Нет, Элизабет, мы не повезем тебя на Рыбную улицу. Ведь ты живешь на Уорик-террас. Вспомни: Уорик-террас.
В то же время другой, сладкий голос продолжал напевать мне о том, как солнце озаряет прелестные комнаты, а Дэвид, улыбаясь, говорит о любви и счастье, которого не ведал до встречи со мной.
– Очнись, Элизабет, услышь меня. Скажи, хочешь ли ты этого – покинуть Спейхауза и уехать с нами?
Сладкий голос затих. Спейхауз? Это имя вселило в меня тревогу. Спейхауз? Ах да, тот самый человек, который плакал от счастья. Бедный Спейхауз, бедный Эдгар!
– Бедный Эдгар, – произнесла я вслух.
– Ты хочешь видеть Эдгара?
Все еще находясь в тумане, я кивнула головой. Бедный Эдгар – это ведь тот самый, что плакал точно так же, как и я. Надо мной склонилось бледное встревоженное лицо.
– Эдгар? – спросила я в недоумении.
Лицо было не тем, каким запомнилось мне. Волосы должны быть серебристыми, глаза – голубыми, но не такими. И шрамы куда-то исчезли.
– Не презирай меня, Эдгар, – жалобно запричитала я.
– Презирать тебя, драгоценная моя? Да я люблю тебя больше жизни. – Его руки обвили меня. – Ты должна поправиться, дорогая. Не сдавайся. Ты нужна мне – ты и ребенок.
Голос просил, умолял – и удалялся.
– Обними меня, – потребовала я. – Не дай мне уйти. Я люблю тебя, люблю, не презирай меня.
Руки сжали меня крепче, и я вновь стала погружаться в глубокий сон.
Я пробудилась в полном сознании. Рассудок мой прояснился. Эдгар спал рядом в полном обмундировании, крепко обхватив меня руками. От изнеможения его лицо было бледнее обычного. Марта стояла у моих ног. Увидев, что я проснулась, она, тревожно поглядев на меня, предупреждающе поднесла палец к губам. Я лежала неподвижно, прислушиваясь к тому, как из глубины тела поднимаются страх и боль. Когда боль стала невыносимой, я конвульсивно дернулась и разбудила Эдгара. Увидев, что мой взгляд не затуманен, он измученно улыбнулся.
– О Элизабет, слава Богу, ты вернулась ко мне! Ты вернулась!
И он теснее прижал меня к себе.
– Вы спасли ее, сэр, – поспешно произнесла Марта, – а сейчас подите отдохните немного. Она очень слаба, но теперь-то уж я сама справлюсь.
Эдгар устало поплелся прочь, а мы с Мартой в молчании уставились друг на друга.
– Он знает? – слабым голосом спросила я.
– Ничего он не знает, – ответила она. – Он вернулся к тому времени, когда вы уже два дня лежали в беспамятстве, и, пока вы тут неистовствовали, мы его не пускали. Он думает, что все это из-за ребенка. Подтвердите это, не стоит его разуверять.
Я была мертва, хотя еще дышала. Теперь я точно знала, что испытал мой отец после того, как я поставила на нем крест. Дэвид убил меня. А может, это я убила Дэвида? Должна ли я теперь уничтожить и Эдгара? Я чувствовала, что он не заслуживает такой участи. «Как же ты должна всех нас ненавидеть!» – говорил Дэвид. Но правда заключалась в том, что я ни к кому не испытывала ненависти. Единственным человеком, кого я ненавидела, был Чартерис, но это было давно, чуть ли не две жизни назад.
– Помоги мне, Марта, – попросила я. – Пожалуйста.
– Конечно, помогу, – ласково откликнулась она. – Вы хотите уехать?
Я затрясла головой.
– Нет, я останусь. Хватит с меня разбитых жизней. Больше я не разобью ни одной.
Сказав это, я вновь уснула.
Мой здоровый организм взял все-таки верх над болезнью, и дела быстро пошли на поправку. Из моего благого намерения остаться с Эдгаром в доме на Гросвенор-сквер ничего не вышло. В скором времени его
