30 ноября 1979 года, пятница
ПИСЬМО ГАРРИ СТАРКСА
Это необычное письмо, написанное широко известным главарем банды преступников Гарри Старксом, совершившим в начале этой недели дерзкий побег из Брикстонской тюрьмы, пришло в редакцию «Таймс» только вчера. Мы публикуем его с сохранением всех особенностей оригинала, так как этот документ, безусловно, является весьма любопытной иллюстрацией к дискуссии о реабилитации преступников- рецидивистов.
Уважаемый сэр!
Я пишу вам, чтобы объяснить причины, побудившие меня бежать из Брикстонской тюрьмы, и связать их с судебным решением, согласно которому я был приговорен к двадцатилетнему тюремному заключению. Каким бы безнадежным ни казался избранный мною способ, я все же надеюсь переменить впечатление, сложившееся обо мне в обществе на основании неоправданно эмоциональных и в значительной степени искаженных отчетов бульварных газетенок, посвященных якобы совершенным мною преступлениям, а также повлиять на предвзятый подход к моему делу и привлечь внимание общественности к несправедливому отношению, которому я подвергся, подав соответствующее прошение в комиссию по условно-досрочному освобождению.
Для начала мне бы хотелось сказать несколько слов о природе противоправных действий, за которые я был осужден на столь продолжительный срок. При оценке степени их общественной опасности следовало бы учитывать множество факторов, и в первую очередь – среду, в которой формировалось мое мировоззрение. Должен признать, что это была социальная субкультура, в которой любые разногласия и конфликты разрешались без всякой оглядки на правовые нормы, не говоря уже об обращении к каким-либо правовым институтам. Это был суровый, даже жестокий, но отнюдь не простой мир, внутреннюю логику которого можно в полной мере постичь, только прибегнув к терминологии дифференциального ассоциирования. Должен особо подчеркнуть, что лица, ставшие объектами упомянутых выше противоправных действий, сами принадлежали к ведущему полулегальное существование уголовному миру, а отнюдь не являлись членами нормального общества. При этом я вовсе не ищу оправдания своим поступкам, а хочу лишь еще раз указать на то, что мои действия находились в полном соответствии – и даже в значительной степени определялись той системой ценностей, к которой я принадлежал и которая направляла мои поступки. Суд признал меня виновным всего лишь в нападении – отнюдь не в убийстве людей, которые сами были далеко не безгрешны, и тем не менее я попал за решетку на срок куда больший, чем преступники, убивавшие и насиловавшие ни в чем не повинных граждан. Учитывая характер совершенных мною правонарушений, я пришел к убеждению, что на данный момент времени понесенное мною наказание (я отсидел уже десять лет) полностью покрывает мой долг перед обществом.
Годы, которые я провел в тюрьме, не могли не оказать на меня влияния – они подействовали на меня как в физическом, так и в моральном плане. Не могу не отметить, в частности, что сенсорный голод, недостаток позитивных стимулов, да и само резкое сужение сферы приложения человеческой мысли являются для большинства людей непосильным бременем. Так, проведенные в Скандинавских странах исследования социально-психологического климата в местах лишения свободы наглядно показали, что после семи лет, проведенных в подобных условиях, большинство заключенных переживают серьезный психический надлом.
Лично мне удалось поддерживать свои мыслительные способности в норме благодаря тому, что я не тратил время зря. Я учился. За годы, проведенные в заключении, я сумел получить диплом недавно созданного Открытого университета.[51] Я совершенно уверен, что таким образом я хотя бы отчасти восстановил свое доброе имя, хотя порой учеба и представлялась мне единственным способом сохранить рассудок и поддержать угнетенный дух. Увы, перспектива провести за решеткой еще десять лет едва не повергла меня в отчаяние и в конце концов подтолкнула к активным действиям. Я решился на побег.
Несмотря ни на что, я продолжаю утверждать, что мои попытки приспособиться к жизни в нормальном обществе были совершенно чистосердечными и искренними. В процессе изучения психологии, социологии и политической философии я познакомился с новыми концепциями и теориями, которые бросали вызов моим прежним взглядам, отличавшимся крайней узостью и негативизмом. И я изменился, изменился как личность. Теперь я готов признать, что ни один человек, к какой бы социально девиантной группе он ни принадлежал, не вправе сам устанавливать законы, по которым живет. Когда-то меня осудили за правонарушения, явившиеся следствием конфликтов, возникавших в связи с моей – назовем ее предпринимательской – деятельностью. Десять лет – достаточный срок, чтобы о многом подумать. За это время я пересмотрел свои взгляды, усвоил новые позитивные ценности и приоритеты и понял, что мои методы решения упомянутых конфликтов были в корне неверными. С другой стороны, приобретенная мною за последние годы привычка к самоанализу и самоосмыслению позволяет практически исключить повторение подобных конфликтных ситуаций.
Я вполне отдаю себе отчет в том, что свобода, ожидающая меня в будущем, неизбежно будет носить ограниченный характер. Учитывая тот пристальный интерес, который некогда уделила мне популярная пресса, моя громкая «слава» сама по себе способна служить залогом повышенного внимания к моей персоне, где бы я ни появился. Я вполне понимаю, что положение изгоя является частью моего наказания, хотя порой оно и кажется мне чересчур суровым. Больше всего мне хотелось бы, чтобы все, что случилось, осталось в прошлом и было забыто. В настоящее время я испытываю только одно желание – стать полезным членом общества. Единственным условием для этого могло бы стать решение судебной коллегии о моем временном досрочном освобождении ввиду особых обстоятельств.
Итак, при всестороннем рассмотрении становится ясно: наша эпоха вряд ли изменит сложившуюся ситуацию: тюремная реабилитация испытывает трудности. Пять-семь лет – вполне достаточное наказание. Все, что превышает этот срок, является негуманным, неадекватным и несправедливым.
Остаюсь искренне ваш, Гарри Старкс
Разумеется, я знал, что Гарри бежал. Об этом писали все газеты. «ДЕРЗКИЙ ПОБЕГ ГЛАВАРЯ БАНДЫ САДИСТОВ». «ГАРРИ СТАРКС НА СВОБОДЕ». «В БРИКСТОНСКОЙ ТЮРЬМЕ ИДЕТ МАСШТАБНАЯ ПРОВЕРКА РЕЖИМА». Тут же помещались и фотографии из следственного дела, воспроизведенные методом точечной матрицы. Расплывчатые снимки анфас и в профиль едва ли годились для опознания хотя бы потому, что они были сделаны десять лет назад, и тем не менее я сразу его узнал, и по моей спине пробежал легкий холодок. Таблоиды публиковали и другие снимки. На них улыбались в объектив представители как высшего света, так и акулы уголовного мира шестидесятых. Сборища в ночных клубах, Гарри в окружении знаменитых деятелей шоу-бизнеса. Сенсационные истории из его жизни не сходили с газетных полос на протяжении почти недели. Давно забытые скандалы и сплетни с легким привкусом ностальгии по прошлому извлекались на свет Божий, служа превосходным материалом для шестой или седьмой страницы. «РУБИ РАЙДЕР РАССКАЗЫВАЕТ ПРАВДУ О ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ СБЕЖАВШЕГО БАНДИТА: ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ С БЕЛОКУРОЙ ЗВЕЗДОЙ СЕРИАЛА АЙ-ТИ-ВИ „РАЗОРИ БЛИЖНЕГО!“». В Ист-Энде на стенах домов появились многочисленные граффити: «Гарри Старкс: 10 лет – достаточно».
Все это до некоторой степени помогло мне справиться с беспокойством, которое охватывало меня при мысли о том, что Гарри на свободе, что он может быть где-то совсем близко. Все подробности его преступной жизни, его статус «врага общества номер один» почти убедили меня в том, что я по сравнению с ним – мелкая сошка. А потом пришло это письмо в «Таймс», и я вдруг снова оказался накрепко с ним связан. Отказаться я не мог. Это было, как если бы перст Божий указал на меня.
До этого момента я не вспоминал о нем довольно продолжительное время. Мы расстались вскоре после того, как ему в последний раз отказали в условно-досрочном. Честно говоря, я думал, что с ним может случиться серьезный психический срыв. Он всегда этого боялся. Страх сойти с ума и был одной из причин, заставивших его серьезно заняться своим образованием. Гарри осудили на двадцать лет, но он твердо решил не сдаваться. Его твердая решимость во что бы то ни стало сохранить рассудок и сблизила нас на
