— То есть удачно обманул сам себя, — подвел итог папа.
Мама тяжело вздохнула, и они с папой замолчали. Папа уткнулся в газету, мама смотрела в окно, хотя там уже ничего не было видно. А Костик смотрел в стол.
И тут в голову папе пришла мысль. В этом не было ничего необычного: папе все время в голову приходили мысли.
Но на этот раз они касались Гришкиных наклонностей.
— Если Гришка всерьез интересуется биологией, надо перевести его в биологическую школу. Вот вправят ему нос, и пусть идет сдавать экзамены.
— Правда, пусть идет, — согласилась воспрянувшая духом мама. — Но это, знаешь ли, не решит все проблемы. Все равно в доме нужно какое-нибудь животное — чтобы заботиться…
— В данный момент ты должна срочно позаботиться обо мне. Иначе я могу превратиться в животное. С этой беготней по школам и больницам у меня с утра крошки во рту не было.
О духовной пище я даже не говорю.
— Да, да, конечно, — опомнилась мама и принялась готовить ужин.
Перед сном она пришла почитать Костику.
— Есть одно стихотворение, которое я запомнила с детства, — сказала мама. — Даже не знаю, почему. Его написала поэт Эмма Мошковская:
— Правда, смешно?
— Что смешно?
— Что не один Гришка мечтал о домашнем крокодиле? Костику почему-то не было смешно, и он не знал, что сказать.
Поэтому мама и Костик немного помолчали.
— Да, не только Гришка хотел завести дома крокодила, — сказала мама. — Но только он получил за это по носу. Или совсем не за это? — грустно вздохнула она.
Крыса-пианист
История с крокодилом имела отдаленные и совершенно неожиданные последствия — в виде крысы, которая на время заняла в доме место собаки.
Точнее, не заняла, а занял, потому что крыса был мужского пола. Вообще-то для животных разных полов обычно существуют специальные слова: волк — волчица, медведь — медведица, воробей — воробьиха. Иногда такие слова звучат совсем непохоже друг на друга: пес — собака, конь — лошадь, петух — курица. Но они все-таки есть. Для крысы же никаких специальных слов придумать не потрудились. Она — «крыса», и он почему-то тоже «крыса». Полагается говорить «самец крысы» или что-нибудь в этом роде. Но маме это сочетание решительно не нравилось. Разве можно в обычной жизни так говорить о животном?
— У тебя кто?
— У меня пес (кот, хомячок). А у тебя кто?
— У меня — самец крысы.
Все были согласны с мамой. Поэтому крысу звали просто Крыса: Крыса поел, Крыса поспал, Крыса залез. Ничего страшного, говорила мама. Ведь зовут же некоторых человеческих девочек Саша или Женя. Почему же крысиных мальчиков не могут звать Крыса?
Крыса был даром любви. Так сказала мама, представляя Крысу папе. И хотя Крыса, как и многие другие, появился в доме из-за Гришки, папа не смог его отвергнуть.
К моменту начала этой истории Гришка уже заметно подрос и учился в биологической школе. Время от времени он по-прежнему ездил в гости к бабушке Ане поесть котлеток.
А после этого надевал резиновые сапоги, брал сачок, трех-литровую банку, обвязанную вокруг горлышка веревкой, и отправлялся к пруду, в котором когда-то жил рак Гоша.
Во времена рака Гоши пруд был большим, с мелководными болотистыми берегами, сплошь заросшими камышом. По всему пруду были раскиданы островки, облюбованные рыбаками. Вода цвела пятнами тины. Кое-где виднелись желтые кубышки (такие цветы, которые обычно называют кувшинками) — предмет капризных желаний местных красавиц. Влюбленные смельчаки добирались до вожделенного цветочка на утлых плотиках, на бревнах или просто по дну, бредя по пояс в воде. Доставленная на берег добыча разочаровывала: венчик кубышки сидел на длинном, толстом и скользком стебле без листьев, напоминавшем о подводных чудовищах. Красавица, повертев цветок в руках, делала безуспешную попытку закрепить его в волосах. Но управляться с кубышками могли только русалки, и на берегу то тут, то там обнаруживались выброшенные цветочные головки — немое свидетельство бессмысленных подвигов и неправильно понятой красоты.
Всем своим первобытным видом пруд нарушал городской пейзаж. Поэтому в один прекрасный день сюда приехали экскаваторы и грузовики. Болотистые берега пруда засыпали песком, забили в дно сваи и построили два дома. От пруда осталась аккуратная лужица — довольно глубокая, окаймленная бетонными бортиками и металлическими перильцами.
В одном из домов теперь жила девочка Лиза. Девочка Лиза училась в гимназии, а в свободное от учебы время сочиняла стихи.
Сочинение стихов похоже на приготовление супа. Внутри у человека что-то томится, бурлит и кипит, а потом выплескивается наружу. В результате получаются стихи.
Легче всего писать стихи, когда внутри томится и бурлит неземной восторг или неземная печаль. Они, как правило, проникают в человека при шуме морских волн или при свете зари — то есть из воды и из воздуха, в чем на собственном опыте убедились многие поколения поэтов. В этом состояла некоторая сложность. На заре Лизе было не до стихов: она еще спала. А когда просыпалась, ей нужно было идти в гимназию. У моря Лиза тоже оказывалась только раз в год, во время летних каникул, когда ездила с мамой и папой в Геленджик.
Чтобы как-то восполнить недостаток природного материала для стихов, Лиза ходила гулять к пруду. Она надевала длинную юбку до пят, накидывала на плечи пеструю мамину шаль, брала изящный блокнотик в кожаном переплете, ручку с ангелочком на колпачке и выходила на асфальтовый бережок. Лиза ходила туда-сюда вдоль перил, потом останавливалась и, глядя на свое отражение, строго спрашивала:
— Ну?
Вода в пруду морщилась от напряжения, а Лиза внимательно прислушивалась к себе. Ощутив внутри что-то вроде неземной печали, она присаживалась на скамейку, доставала из сумочки блокнотик и записывала:
