Нестеров покосился на нее, но ничего не сказал.
Ну, видел он фильм «Красотка». И что? Дурацкий фильм. Хотя ему понравился… Особенно главная героиня понравилась, вернее, актриса, которая ее играла. Настолько понравилась, что некоторое время Нестеров считал ее, вместе с этим ее широченным ртом и ногами от ушей, идеалом женской красоты. Долго считал… до тех пор, пока к нему в постель не залезла одна высокомерная писательница, которая умудрилась в этой постели спокойно уснуть, а он вынужден был лежать рядом, руки по швам, и кулаки сжимать оттого, что хотел в писательницу вцепиться, а не мог. Боялся! Она каким-то образом внушила ему и желание безумное, и страх – страх обидеть ее. Как будто он держал в руках хрустальный сосуд с дурманящим напитком, и хотел испить, и боялся нечаянно уронить, разбить… Прошла ночь, даром прошла в мучениях плоти, и день рядом с ней так же прошел, только и удалось, что уловить запах ее волос, когда она плакала у него на плече… О чем плакала, о ком?! И другая ночь миновала вдали от нее, и нынешнее утро не дало утоления, хотя ее голые ноги и бедра были уже совсем близко, и запах ее, ночной, томный запах женщины, уже раздразнил его…
Куда там до нее какой-то актрисе, пусть даже самой Джулии Робертс!
Что? Джулия?
Но ведь Джулия – это по-русски Юлия. Юлия!
«Юпитер», Юрист, Юлия…
Три Ю!
– Может быть, он все-таки еще жив? – сказала Алена, но в голосе ее не было даже намека на надежду.
И напрасно, между прочим!
Потому что Холстин оказался все-таки жив. И не еще, а вполне.
Когда они ворвались в салон «Красотка», их встретили благостная тишина, аромат цветов и блики многочисленных зеркал, в которых дробился и множился пепельно-розовый интерьер. Элегантная молодая дама за стойкой ресепшн воззрилась на них не без тревоги, однако радушная улыбка все же вспорхнула на ее тренированные, напомаженные уста:
– Добрый день, господа. Что вам угодно?
– У вас здесь находится Холстин Николай Васильевич, – выпалил Нестеров, выставляя вперед распахнутое удостоверение. – Немедленно проводите нас к нему. Слышите?
– Я должна посоветоваться с директрисой, – пробормотала дама и положила руку с умопомрачительными ногтями на телефонный аппарат (тоже пепельно-розовый, мимоходом отметила Алена), но Нестеров выдернул ее из-за стойки и чуть ли не пинками погнал по коридору.
Прекрасная дама, всхлипывая и спотыкаясь, наконец ткнулась в какую-то дверь и всхлипнула:
– Виктория Борисовна, к вам… извините… можно?
Нестеров оттолкнул ее и ворвался в дверь. Алена – за ним. В небольшой комнате посредине стояло косметическое кресло, разложенное по горизонтали, на нем лежал голый, укрытый до пояса красной махровой простыней человек. Волосы его прикрывала прозрачная голубая шапочка, лицо – прозрачная бумажная салфетка.
Никого больше в кабинете не было.
– Холстин! – крикнул Нестеров. – Это вы?
– В чем дело? – Человек сорвал с лица салфетку и резко сел. Это был Холстин, живой и невредимый. – Нестеров? И вы, как вас там… Алена?! Какого черта вы здесь делаете!
– Как вы себя чувствуете? – быстро спросил Нестеров. – Погодите, не кипятитесь, я все объясню. Вам уже сделали инъекции?
– Да, а что? – Холстин провел пальцами по лицу, и Алена заметила несколько точек от уколов: на лбу, на щеках, около бровей, около губ. – Что случилось?
Спрашивал он уже тоном ниже, не озлобленно, а встревоженно: похоже, сообразил, что Нестеров ворвался сюда не из праздного любопытства.
– А где ваш врач?
– Вон туда ушла, в соседнюю комнату, – показал Холстин.
– Вы ее знаете? Кто она такая?
– Конечно, знаю, – кивнул он. – Это Виктория Борисовна Донникова, директриса салона, я с ней знаком. Ирина у нее работает. Правда, сегодня у нее свободный день, да я и не слишком-то хотел, чтобы она при всем этом присутствовала. Я, конечно, ради нее пошел на этот шаг, но все же… Кроме того, ее как раз на девять утра вызвали к следователю. Я знал, что Виктория Борисовна – профессионал экстра-класса, кроме того, она специализируется именно по ботоксу. Она нанесла мне на лицо обезболивающий крем, положила еще салфетку с лидокаином, сказала, что пойдет за нужными ампулами вон в тот кабинет… Потом вернулась, сделала инъекции, снова прикрыла мне лицо и снова ушла. А что такое? – спросил он вызывающе. – Я ж не подтяжку сделал, а всего лишь инъекции ботокса, которые ликвидируют мимические морщины. И имейте в виду, Нестеров, и вы… Алена, если хоть какая-то информация об этом просочится…
– Эх! – Нестеров только рукой махнул и вбежал в соседнюю комнату.
И тут же выглянул с таким выражением лица, что все трое – и Алена, и дама из регистратуры, и сам Холстин, завернувшийся в красную махровую простыню, – кинулись следом.
На полу лежала ослепительно красивая, хоть и немолодая дама в белом халате – красивая, даже несмотря на полоску пластыря, наклеенную ей на рот. Дама лежала с закрытыми глазами и, видимо, пребывала без сознания. Для надежности руки и ноги ее были схвачены широкими полосами скотча. Окно в кабинете было открыто настежь, и ветерок пошевеливал тщательно уложенные волосы дамы, а шаловливый солнечный луч посверкивал в крупных бриллиантах ее серег.
