Отца своего Володя так и не знал, но матери этого было мало, она не уставала желать ему пропасть пропадом! Причем за всю жизнь ненависть ее к этому человеку не утихла, ничто ее не смягчало, ни годы, ни болезни, ни переезд из Литвы в Нижний Новгород вслед за новым мужем. И отношение к сыну не менялось к лучшему. Вот только рождение Никитки разом ее переменило, превратив из злой мачехи (в детстве Володя всерьез думал, что у него не родная мать, а мачеха, которая зачем-то скрывает от него правду) в самую добрую и заботливую из бабушек. Он радовался этому, конечно, радовался, за это он многое матери простил, однако брала иной раз за сердце детская, беспомощная обида, боль и тоска...
Точно, вот чего ему всю жизнь не хватало – это материнской любви, когда любят просто так, потому что – кровиночка, потому что – сыночек. Наверное, именно это больше всего он и хотел найти у Ольги. Не столько безумного секса, сколько ласки и сочувствия.
Двоюродная сестра Ольги, чертовка, ведьма злая, все это понимала. Она Володю терпеть не могла, хотя он столько для нее сделал! Что такое благодарность, она не знала. Расплатиться – деньгами, телом своим – вот это она знала. И платила хорошо. Особенно тем, кого считала настоящими мужиками. А он, Володя, был для нее каким-то недоделком. Она так и говорила сестре, Володя сам слышал: «На хрен ты с этим теленком связалась, он тебя небось не трахает, а как мамку сосет!» Она была права. Ольге-то нужна была не нежность, ей нужен был сильный мужик, уверенный в себе! И теперь он у нее есть – такой, который сильно и уверенно имеет ее и так и эдак, стремительно доведя до стонов и охов, а потом и сам кончает, хрипя, как удавленник...
Да уж! Это Володя мог со скрупулезной точностью описать – как хрипят удавленники. Ничего, скоро и он сам...
Посмотрел вверх – на петлю, терпеливо ждущую. Верная какая, ишь ты! Не то что родная жена, которая изменила раз, и другой, да и вообще, за все время их совместной жизни изменяла направо и налево. Разве что когда ходила беременная Никиткой, береглась. Зато потом дала себе волю! Нет, это он, муж, дал ей волю. Жену надо мертвой хваткой держать, чтобы верная была.
А он не смог. Потому верной ему будет только петля.
Вон, под потолком покачивается. Ждет.
Ну, подожди еще немного.
Вот же черт, забыл, о чем писал! Всех перечислил или нет?
Нет, какое там.
Значит, Царапкины.
Вот именно так – во множественном числе. В джипе они сидели вдвоем – прикинутый во все дорогое мужик и хорошенькая женщина. Машина новехонькая, одежда с иголочки, даже слишком. Все еще шелестящее и скрипящее. Такое впечатление, что эта парочка оделась впервые в жизни, до этого бегала в посконных рубахах, а то и в шкурах звериных. Теперь они будто и не знали толком, как обращаться со своими роскошными шмотками, однако дамочка уже успела нацепить на свою остроносенькую мордочку то презрительное выражение, от которого и Володя, и Сайков заводились с пол-оборота. Особенно Сайков, потому что дамочка пребывала в убеждении: она на свои баксы может купить любого человека в форме! И этого дурацкого мента, который посмел (вы только подумайте, он посмел!) не просто остановить их шикарную тачку, но и уверяет, щеря в улыбке прокуренные зубы, что «Ниссан Террано» значится в угоне! Покойную Царапкину звали Раисой, это Володя твердо запомнил. Он в принципе отличался хорошей памятью и помнил имена всех убитых, ну а Райку просто невозможно было забыть, такая она была противная баба. Мужик-то у нее был попроще, почеловечнее. Большие и дурные деньги еще не успели его начисто испортить, он относился к милицейской форме с детской доверчивостью. Сказали проехать в отделение – готов проехать. Сказали жене пересесть в служебную машину с сотрудником – ну что ж, пусть подождет.
Райка сперва нипочем не хотела выходить из джипа, но когда увидела «сотрудника»... Тут они в первый раз попробовали в деле Басаврюка, и он исполнил свою роль как нельзя лучше. Когда въехали в проулок около недостроенного гаражного кооператива (это место было избрано для совершения убийства) и Сайков с Володей взялись за Царапкина, это, конечно, заняло сколько-то времени. В эти минуты автомобиль с Басаврюком и Райкой стоял чуть поодаль, но можно было не сомневаться, что Райка не подозревала о происходящем с мужем не потому, что в джипе тонированные стекла. Просто Басаврюк в это время начал ее тискать, и она поддалась ему с огромным удовольствием.
– Ты хоть успел? – спросил Володя потом, когда было покончено и с Райкой, и оба тела – мужа и жены – были надежно запрятаны под бетонные плиты, в беспорядке нагроможденные на заброшенной стройплощадке.
Басаврюк отер о штаны запылившиеся руки и улыбнулся своими блудливыми глазенками. Сроду, ни до, ни после, не видел Володя у парня таких глаз! В народе их называют блядскими, и совершенно правильно называют. Надо думать, женщин они гипнотизировали, как глаза змеи гипнотизируют добычу. Ну и ладно, все в дело, все впрок.
Кстати, с помощью Царапкиных они здорово прибарахлились. «Ниссан» стоил сорок тысяч долларов США (конечно, взяли за него только пятнадцать, но и за то спасибо!); потом с мужика сняли золотой крест с распятием – баксов на двести тянул, пейджер и мобил, ну и одежда была самого высшего качества. С Райки сняли парик (кстати, у этой дурищи были и свои нормальные волосы, а она в парике парилась!), куртку кожаную, свитер, джинсы, сапоги – все дороженное, все каких-то незнакомых фирм, как, впрочем, и белье, очень красивое, розовое. Эти вещи Ольга продать не позволила: что-то забрала себе, чем-то поделилась с сестрой. Володя, однако, сказал: чтобы этого белья на себя надевать не смела. Она послушалась, хотя белье так и осталось в ее комоде. Нет, ну очень классные были вещи...
Кто там был у них после Царапкиных?
Кажется, Горбачев с его новехонькой «Ауди-100», которая стоила тридцать тысяч баксов. В машине Горбачев был не один. С ним сидела девчонка – из этих топ-моделей, с ногами от ушей и полным отсутствием мозгов. Потом Володя узнал, что девчонку звали Юля – Юля Карасева.
Они действовали по тому же плану, который уже оправдал себя с Царапкиными. Сначала вели слежку. На набережной Гребного канала «Ауди» остановился. Понятно было, зачем приехала сюда эта парочка!
Появился Сайков, сбил ребятам все удовольствие, заставив Горбачева пересесть в их «ВАЗ» – якобы проехать в Нижегородский райотдел для выяснения некоторых обстоятельств. Володя сел на заднее сиденье, ну а Басаврюк остался в «Ауди» с Юлей Карасевой. И опять потом у него был такой же невинно- блудливый вид, а блядские глазки так же прятались под длинными ресницами...
Самое поганое, что «Ауди» взять они так и не смогли. Система зажигания была закодирована! Вытащили только автомагнитолу, сняли чехлы с сидений, ну, зеркало, всякие мелочи. Труп Горбачева утопили в котловане строящегося дома на Верхней Печерской улице, а труп девчонки увезли на территорию садоводческого товарищества «Нижегородец» на Артельной.
Потом... потом был Хренов с его «Мицубиси Паджеро», сам по себе отличный автомобиль, и добра у этого Хренова было до хрена. Потом...
Володя потер лоб, поняв, что больше ничего не может вспомнить. Неужели всех перечислил? Или не всех?
А, какая разница! Главное – дать
А письмо надо все-таки закончить. Ему ведь еще и Ольге надо написать, и матери... Но сначала – закончить это. Признание генеральному прокурору Нижегородской области, или как его там?..
Потер лоб, снова взялся за ручку:
«Сейчас для меня все это – как кошмарный сон. Меня словно опоили чем-то. Меня и других. Ольга, ее сестра... Не хочу, чтобы с ними жил мой сын – может быть, поэтому я так и поступаю. Хочу остановить эту женщину, чтобы она больше не приносила столько бед и горя. Она испортила Ольгу, та стала шлюхой. Я был как в омуте. Я потерял все – имя, документы, достоинство. Все, что я делал, делал потому, что старался содержать женщину, которую так любил. Но это никому не нужно, особенно ей. Пусть все будет так, как случилось. Простите меня».
Свернул листки, не перечитывая, сколол сверху скрепочкой.
Так, одно письмо готово.
