тоже находится на Курском вокзале.
– Разумеется, продавцы не помнят, кто эти бутерброды покупал, – предположила Алена.
– Разумеется, нет, – кивнул Аксютин. – Вокзалы ведь, народищу чертова уйма… А два предыдущих бутерброда были куплены на Павелецком вокзале, в буфете.
– А что там еще повторяется во всех этих случаях, кроме бутерброда? – спросила Алена. – Какой-то крест… Крестиками, что ли, убийца разбрасывался?
– Да нет. Просто во всех случаях бутерброд лежал на полу, а перед ним была надпись обычным мелком: нарисован крест, потом восьмерка, потом буква С. И все.
– Нет, не все, – снова подал голос Громовой. – Там еще точка стояла.
– Ну, точка, – пожал плечами Аксютин.
– Слушайте, – вкрадчиво сказала Алена, – а вы не могли бы это написать? А то я как-то лучше соображаю, когда наглядно…
Аксютин не стал спорить, вынул из кармана блокнот, ручку, старательно начертал на чистом листке: «+8С». – и добавил:
– Ну и бутерброд лежал тут, рядом с точкой. Да вот, посмотрите, у нас есть фото предыдущих надписей, и сегодняшнюю я на мобильный снял.
Он подал Алене три обычных цветных снимка, а потом достал телефон и открыл кадр.
– Только на сей раз он еще приписал «ха-ха», видите? И восклицательный знак поставил.
В целом все выглядело так: «+8С (бутерброд) ХА-ХА!»
– Занятно, – проговорил АВ задумчиво. – Это, надо полагать, его подпись? Как черная кошка в «Место встречи изменить нельзя».
– И мне кажется, что это подпись, – кивнула Алена. – Только не его, а ее.
– Вы имеете в виду, что тому санитару в Лугокамске заплатила за кровь женщина, а декорации обставляются в женских туалетах? – спросил Аксютин. – Но наш пакостник может переодеваться в женское пальто, в платок какой-нибудь…
– Вообще да, – нерешительно согласилась Алена. – Вполне возможно. Наверное, он был переодет, потом выскользнул из кабинки, когда я в своей уже переодевалась, а другие девушки зашли в кабинки, которые для них открыл АВ, и туалет был пуст…
Она умолкла. Мелькнула какая-то мысль… что-то про дверь и еще почему-то про колготки в сеточку… мелькнула и, к сожалению, ушла восвояси.
– А вы не интересовались у охраны, уходил ли кто-то из зала в самом начале милонги? Мужчина или женщина? – спросила она Аксютина.
– Я задавал такой вопрос, – вмешался Громовой, – никто не уходил, все только приходили.
– Значит, он или она все еще здесь, – задумчиво проговорила Алена. – Значит, этот человек из наших… это тангеро или тангера. Но я почти убеждена, что именно тангера! Во всех этих делах есть что-то непроходимо-бабское, не изощренное, а такое подловато-хитроватое. Как действия какой-то злобной неудачницы… Слушайте, АВ, – смущенно взглянула она на своего кумира, – а нет ли где-то в вашем окружении какой-то злобной ревнивицы, которая не может простить вам, что вы на Тане женились?
– Точно нет, – качнул головой АВ. – Мы ведь уже лет пять женаты, все устаканилось. Не очень я верю в долгоиграющую месть. Кроме того, вы говорите, он или она из тангерос, а в нашем кругу я никаких порочащих связей, так сказать, не имел.
– Не имел, не имел… – задумчиво повторила Алена. – А вам не кажется, что это «ХА-ХА!» очень похоже на издевку? Автор издевается над нами. Автор намекает, что разгадка рядом. А мы, идиоты…
– Кхм, кхм! – сердито кашлянул Громовой. – Прошу не обобщать.
– Не буду, – покладисто согласилась Алена. – Но давайте следовать логике тангеро. То есть примем за основу, что мы ищем человека, который танцует аргентинское танго. Значит, он мыслит тангообразами. В том смысле, что у нас, у тех, кто тангирует, мышление очень своеобразное. Помнится, я в Париже, в метро, увидела надпись salida…
– Да ну?! – перебил АВ со смехом. – Я тоже ее видел. Дико, да?
Аксютин и Громовой переглянулись.
– Вы не понимаете, – усмехнулась Алена, посмотрев на них покровительственно. – И понять не можете. Дело в том, что salida по-испански – выход, то есть эта надпись встречается в метро в ряду других, которые на разных языках подсказывают, где находится выход: sortie, exit, salida… Все нормально для нормальных людей. Но, кроме этого, salida – еще и название базовой фигуры аргентинского танго. Поэтому нам с АВ и показалось странным увидеть это слово в метро! Понимаете?
– Нет, – дружно сказали Аксютин и Громовой.
Алена безнадежно махнула рукой:
– Да ладно, это неважно. Короче, есть фигура салида, а есть – салида крузе, что означает выход в крест. То есть партнерша делает ножкой вот так, – она показала, как именно, – и становится в крест. Понятно?
Аксютин и Громовой переглянулись с тоскливым выражением.
– Да вот, посмотрите! – воодушевленно предложил АВ, подхватил Алену в эль альбрасо, то есть в объятие, и вывел в крест на пяти шагах с самой понятной и удобной скруткой, какую ей только приходилось испытывать в жизни.
– Теперь понятно, – глубокомысленно сказал Аксютин, глядя на скрещенные ноги Алены.
– Ну да, – подтвердил и Громовой, заходя сзади и глядя туда же. – Все понятно!
– Итак, с крестом мы разобрались, – подытожила Алена, продолжая оставаться в той же стойке. – Из креста очень удобно выйти в очо кортадо.
АВ немедленно вывел ее в очо кортадо.
– Очо кортадо – это прерванное очо, – продолжала Алена, стоя чуть сбоку АВ с расставленными ногами и с трудом сдерживая себя, чтобы не сделать какое-нибудь украшение. Но сейчас было, конечно, не до танго-бижутерии! – Очо, ocho, – это название красивой такой фигуры, но еще это – восемь по-испански. В танго партнерша как бы восьмерки перед партнером выписывает, оттого так фигуру и назвали. Понимаете, раньше, на заре атанго, когда его танцевали в каких-нибудь, ну, не знаю, тавернах, трактирах, где пол был посыпан опилками или песком, а девушки еще не носили коротких юбок и их ног не было видно, – она для наглядности помахала ножкой и встала в прежнюю стойку, – зрители смотрели на их следы на полу. Ровненько выписанные восьмерки, ну, ochos, свидетельствовали о мастерстве партнерши.
– То есть вы хотите сказать, что цифра 8 в записке – это обозначение фигуры танго? – проявил чудеса сообразительности Аксютин.
– Совершенно верно! Но там написано не просто 8, а именно 8С, что означает очо кортадо, мы для краткости, записывая схему какой-то связки, так и пишем: 8С. – Она кивнула на фотографии, лежащие на пластиковом столе. – На испанском слово cortado пишется с буквой С, но произносится К. Понятно? То есть после креста следует очо кортадо.
– Ну и что? – со скептическим выражением проговорил Аксютин. – Перечень фигур, не более того. Что это нам дает?
– Нам дает это то, что за ними следует точка, – сухо сказала Алена. – Думаю, точка тут обозначает некое пропущенное слово, название фигуры, которая следует за очо кортадо.
– Вообще существует два выхода, – подсказал АВ. – Можно снова поставить партнершу в крест, а можно вывести ее в американу.
– А, ну да, – с непостижимым выражением кивнул Аксютин. – Если в американу можно вывести, тогда конечно! И все же насчет бутерброда…
– Американа… – пробормотал АВ. – Бутерброд…
– Бутерброд здесь тоже не с печки упал, – сказала Алена.
– Не с печки, – согласился Громовой. – Его в магазинах вокзальных покупали.
– Да нет! – махнула рукой раздосадованная Алена. – Не в том смысле! Бутерброд – это тоже название фигуры аргентинского танго! По-английски она называется sandwich, по-испански – mordida, но часто преподаватели для простоты говорят просто – делаем бутерброд. То есть выглядит все вместе вот так… АВ, поведите меня, пожалуйста.
АВ повернул Алену так, что вес ее перешел на правую ногу, и вывел с левой ноги перед собой. Сам он
