Акакий пристально глянул в тёмные глаза Макария и, казалось, уловил его тайные мысли.
— Борьба около юного великого князя идёт между Шуйскими и Бельскими. Любой человек, пожелавший участвовать в ней, становится на ту или иную сторону, а это лишь затягивает борьбу за власть, усугубляет наши беды. Между тем есть люди, имеющие ничуть не меньше прав на близость к государю, чем Шуйские и Бельские, — я имею в виду Глинских. Ныне дядья великого князя оказались не у дел и занимают незавидные воеводские посты: Юрий в Муроме, а Михаил — в Туле. Ежели их приблизить к государю, пожаловать боярством, они могли бы потеснить Шуйских.
Макарий и сам не раз думал о том же, но чутьё искушённого в житейских делах человека подсказывало ему, что на этом пути могут быть немалые трудности, одна из которых — жестокосердие Глинских: лют был Михаил Львович, да и племянница его тоже, а ведь яблоко от яблони недалеко падает…
Любезно распрощавшись с тверским епископом, Макарий продолжил путь к Москве.
На Сороки[60] возок новгородского архиепископа миновал большое подмосковное село Чашниково. Пока ехал мимо изб, Макарий слышал слова величальной песни, зазывающей весну на Русь:
В пределах села дорога уже освободилась от снега, возок скользил медленно, поэтому его со всех сторон окружили дети с выпеченными из муки птахами в руках. Звонкими голосами они призывали жаворонков поскорее прилетать в их края:
Слушая незатейливую детскую песенку, Макарий думал о приближающейся весне, о раздающихся на быстрине полыньях, об оседающих на тёплом ветру сугробах, о птицах, пробирающихся на Русь. Грачи уж вон пожаловали на старые гнездовья, весело орут на придорожных берёзах, важно расхаживают по намокнувшей дороге. Ныне — вторая встреча весны[61], обычай древний, языческий, но Макарию приятны звонкие детские голоса, — приближающаяся весна мила всем. Сорок мучеников, поминаемых в этот день, торят путь-дорогу сорока утренним морозам, из которых каждый всё легче да мягче другого. Если все сорок утренников пройдут подряд- быть лету ведренному, для уборки всего полевого сподручному.
Мысли Макария неожиданно потекли по иному руслу: скоро ли кончится на Руси подобная лютой зиме боярская смута? Наступит ли спокойствие в Русском государстве? Сможет ли он одолеть строптивых бояр? Впервые за всю дорогу его охватили сомнения в своих силах, в правильности избранного пути. Что ждёт его в Москве? Не уготована ли ему участь Иоасафа?
На мгновение стало холодно, неуютно, захотелось приказать вознице повернуть назад, в Новгород, но в это время возок новгородского владыки выбрался на Тверскую улицу Москвы, сплошь заполненную народом. Сначала Макарий подумал, что люди московские вышли окликать весну, и нахмурился: живучи на Руси языческие обычаи! Оказалось, москвичи устремились встречать новгородского архиепископа. Такой встречи он не ожидал.
На подворье Софийского дома[62] Макарий увидел Василия Михайловича Тучкова, который радостно улыбался ему. При виде князя владыка почувствовал себя увереннее, спокойнее, сомнения оставили его.
«Вот кто полностью понимает мои устремления, кто станет моим другом и соратником в борьбе со строптивым московским боярством! Кто ещё поддержит меня? Шуйские пока терпимо относятся ко мне. Помнится, Андрей Шуйский, посаженный в темницу за участие в заговоре Юрия Дмитровского, обращался ко мне с челобитной, в которой просил печаловаться за него великому князю Ивану Васильевичу и его матери, государыне великой княгине Елене о снятии с него опалы и даче на поруки. Правда, я ничем не помог тогда ему, жестокосердная правительница отринула моё печалование… Надежда на государя слабая — мал он, да и запуган боярами, потому сам нуждается в поддержке, однако помогать ему надобно незаметно, через верных людей, иначе навлечёшь на себя гнев строптивых бояр, которые ревностно наблюдают за всеми, кто пытается заручаться милостью великого князя».
Василий Михайлович подошёл к Макарию, чтобы принять благословение.
— Сердечно рад видеть тебя, святой отец, в здравии на Москве. Все москвичи бесконечно счастливы твоим приездом.
— Ни к чему мне такая честь, по нынешним временам чем меньше чести, тем лучше.
— Народ московский всегда уважительно относился к тебе, святой отец, уверен, что только тебя церковный собор изберёт митрополитом.
— На всё воля Божья.
Рядом с Василием Тучковым Макарий увидел иерея Сильвестра, памятного ему по Новгороду. Среди священнослужителей немало было толков о его проповедях и образе жизни. Все признавали, что Сильвестр — муж строгий нравом и мудрый в советах. Но к чему давать свободу рабам? Кто станет работать на господина, если все слуги, обучившись грамоте, займутся торговлей, писанием икон и книг? Нестяжательство, возникшее в лоне церкви ещё в прошлом веке, кануло в Лету вместе со своими поборниками — Нилом Сорским и Вассианом Патрикеевым. Сильвестр же пытается внедрить нестяжательство в мирскую жизнь. Но уж коли в церкви оно потерпело крах, то как же ему в миру закрепиться? К тому же поговаривают, будто Сильвестр способен к чародейству. И хотя Макарий не очень- то верил этому, он всё же относился к священнику настароженно.
— Возликовал я сердцем, узнав от Василия Михайловича весть о твоём приезде, владыко, — сладкозвучно произнёс Сильвестр, целуя руку Макария. — Глубоко верю, что книжная премудрость воссияет в Москве так же ярко, как и в Новгороде Великом после твоего утверждения на митрополии. Все православные христиане с большим нетерпением ждут появления на свет Божий Великих Четьи-Миней.
— Доводилось слышать мне, что и ты к книжному делу намерен руку приложить.
— Мой труд скромен, святой отец, хочу я написать книгу, рекомую «Домострой», в которой поучаю, и наставляю, и вразумляю сына своего имярек, и его жену, и их чад, и домочадцев быть во всяком христианском законе и в чистой совести и правде, с верою творящих волю Божию и хранящих заповеди его, себя утверждающих в страхе Божьем и в праведном житии. Муж должен наставлять жену, а также домочадцев своих не насилием, не ранами, не тяжкою работою, а мудрым словом, чтобы дети во все времена были сыты и одеты, в тепле и во всяком порядке. Хочу, чтобы русские люди жили в своих домах в любви и согласии, с верой в Бога, трудились не покладая рук, созидая своё богатство.
