была козельская летопись.
– Стало быть, татары ушли от Козельска? – с радостной надеждой в голосе спросила Феодосия Игоревна.
– Нехристи по-прежнему осаждают Козельск, – печально проговорил Созонт. – Уже много козельчан погибло, вражеские штурмы отражая. Мужчин не осталось совсем, женщины и подростки стены обороняют, старики и священники за оружие взялись. Я ночью из города выбрался вместе с княжной Гремиславой и группой детей, коих Никифор Юшман повелел своим челядинцам переправить на плотах через Жиздру и укрыть в лесу за рекой. Гремислава беременна от Василия, поэтому ее было решено увезти из Козельска в безопасное место, дабы род козельских князей не прервался.
– А что же Василий? Он жив? – спросила Феодосия Игоревна, еще крепче вцепившись в одежду священника. – Почто ты в очи мне не смотришь, Сазыка?
– Василий пал в сече с татарами, княгиня, – дрогнувшим голосом произнес Созонт. – Это случилось еще две седьмицы тому назад, когда наши ратники выходили за стены на ночную вылазку. Тело Василия мы погребли рядом с прахом его отца под сводами Успенского храма.
– А Звенислава, что с ней? – побледнев, спросила Феодосия Игоревна.
– Дочь твоя тоже погибла, сражаясь с татарами на стене, – не глядя на княгиню, промолвил Созонт. – И племянница твоя Радослава тоже убита. Сражаясь рядом с нею, нашла свою погибель и Купава.
– Жив ли Гудимир? – Феодосия Игоревна взирала на священника глазами, полными слез.
– Убит, – коротко бросил Созонт. – Ныне Смерть гуляет по Козельску, государыня, ибо татары непрерывно на штурм лезут. Черные времена наступили. Как сказано в Священном Писании: всему свое время. Время разбрасывать камни и время собирать камни; время миру и время войне; время врачевать и время убивать; время жить и время умирать…
Закрыв лицо ладонями, Феодосия Игоревна, шатаясь, брела по обочине дороги, безудержные рыдания сотрясали ее плечи. Легкая накидка соскользнула с ее головы, упав на траву, но убитая горем княгиня даже не заметила этого.
Спутники княгини, спешившись, тоже приблизились к Созонту, чтобы расспросить его обо всем случившемся в Козельске за прошедший месяц. Однако Созонт сам стал засыпать их вопросами, желая узнать подробности сражения, случившегося недавно между татарами и князьями Ольговичами. Если служанка Лукиана ничего толком поведать не смогла, то конюх и чашник княгини смогли рассказать пытливому Созонту немало важного и интересного.
Неутомимый Созонт тут же сел на траву под молодым вязом, достал из сумки письменные принадлежности, раскрыл летопись на чистой странице и красивым ровным почерком сделал новую запись. Знакомый с поэтическими творениями древних римлян и греков, Созонт старался текст своей летописи выстраивать в форме созвучных стихотворных стоп, дабы козельский летописный свод разительно отличался от прочих русских летописей.
Эта новая запись Созонта как бы подводила итог всему написанному ранее в его труде. Созонт обращался к грядущим потомкам, выводя чернилами ровные строки:
Эпилог
Тумены ханов Бури и Кадана, подойдя к Козельску, усилили татарское войско. Именно им Бату- хан доверил последний решительный штурм Козельска. Битва продолжалась весь день. Даже ворвавшись в город, татары были вынуждены брать приступом каждый дом, каждый храм…
Вечернее солнце окрасило небо над дальним лесом пурпурными красками, зловещие красные отсветы легли на светлые воды Жиздры, берега которой утопали в свежей зелени.
Над опустошенным Козельском поднимался черный дым. Из поверженного города тянулись усталые колонны спешенных татарских воинов, направляясь в свои становища.
К Бату-хану, сидевшему на буланом длинногривом коне, подъехал Гуюк-хан верхом на саврасом горячем скакуне.
– Что скажешь? – нетерпеливо бросил Бату-хан, сузив свои раскосые рысьи глаза.
– Хвала Тэнгри! – выпалил Гуюк-хан, прижав ладонь к груди. – Победа, о владыка! Все урусы мертвы, мои нукеры перерезали даже младенцев. Кизель-Иске взят на щит!
По бледному безбородому лицу Бату-хана промелькнула тень угрюмого недовольства.
– Забудь это название, брат! – сердито сказал Бату-хан. – Кизель-Иске больше нет. Отныне я нарекаю этот град – Могу-Болгусун. (По-монгольски это означает «Злой город».)
«Да, это очень злой город! – подумал Гуюк-хан. – Нигде на Руси наши тумены не понесли столь тяжелые потери, как здесь!»
Стоял май 1238 года.
