стране. Но постепенно, он из горячего соучастника спора превращался во всё более и более заинтересованного слушателя. Он всё чаще и чаще задавая вопросы, внимательно и с интересом выслушивал то, что говорили власовцы. В конце-концов, под влиянием выпитого, располагающего дружеского приёма и всего им услышанного, забыв об осторожности и благоразумии, он сказал:
— «Да, ребята, всё это верно, что вы говорите… Плохо только то, что связались вы в этом деле с фашистами…» На это власовцы дружно ответили широко распространенным в то время выражением: — «Нам бы хоть с самим чёртом, только бы против коммунизма!»…
Через два часа советский майор уехал. Он долго и тепло прощался со своими новыми случайными друзьями… Не поздоровилось бы этому майору, если бы там узнали об его откровенной беседе.
В тот же день, в один из полков на грузовом автомобиле приехал советский лейтенант в сопровождении четырёх вооружённых автоматами солдат. Вокруг него собралась большая толпа власовцев. Некоторые были вооружены винтовками. Взобравшись на крышу кабины грузовика, советский офицер начал произносить речь. Это было обычное, стандартное выступление всех приезжавших пропагандистов. Он заискивающе, лицемерно называл власовцев дорогими друзьями, братьями, соотечественниками, русскими людьми, ребятками и т. п. Он клеймил позорными и оскорбительными кличками генерала Власова и всех офицеров РОА. Он призвал к немедленному добровольному переходу на советскую сторону и к выдаче командиров.
В это время к собравшейся толпе подошел командир полка. Послушав оратора, он стал пробираться в толпе к грузовику. Власовцы заметили своего командира, расступались, давая дорогу, подталкивали стоящих впереди со, словами: — «Дайте дорогу нашему полковнику»…
Советский пропагандист заметил движение в толпе, увидел и подошедшего командира полка, но продолжал свою речь, хотя заметно смягчил тон, воздерживаясь от оскорблений генерала Власова и его офицеров.
Подойдя к грузовику, командир полка, обращаясь к лейтенанту строго произнёс: — «А ну-ка, слезайте вниз!»
Оратор опешил и замолчал, не зная как ему поступить.
Он не хотел терять своего престижа перед толпой власовцев, да и перед своими четырьмя солдатами, с интересом наблюдавшими из кузова за происходящим. Продолжая стоять на крыше кабины, советский лейтенант заносчиво спросил: — «А вы кто такой?»… Несколько голосов из толпы одновременно ответили: — «Это наш командир полка». Лейтенант, чтобы показать свою независимость и своё пренебрежение к власовскому офицеру, принадлежавшему к числу тех, которых он только что так бесцеремонно поносил, с высокомерием произнёс:
«Ну что-ж из этого, что командир полка? Теперь у вас уже нет полков. Кончено! Навоевались! Теперь домой ехать надо!» — Затем, обращаясь к толпе, ожидая одобрения и поддержки, самоуверенно воскликнул: — «Правильно я говорю, ребята?»… Толпа молчала.
«Марш вниз!» — возвысив голос, тоном приказа повторил командир полка.
Советские солдаты, перехватили свои автоматы на боевую изготовку. В ответ на это в толпе власовцев, со всех сторон послышалось щёлканье винтовочных затворов. Послышались угрожающие возгласы.
Лейтенант никак не ожидал такого оборота дела. Самоуверенная мина исчезла с его лица, и он стал медленно и неловко слезать с грузовика, нерешительно бормоча при этом: — «Ну и что же — слезу… В чём дело? Я приказ имею»…
Спустившись на землю и очутившись в толпе рядом с командиром полка, советский офицер окончательно сконфузился и растерявшись стал оправлять свою форменную рубаху, потом вытянулся и с выражением полной готовности подчиниться любому приказу, ожидал, что будет дальше. Советские солдаты, опустив автоматы в нерешительности стояли в кузове грузовика, не зная, что им предпринять.
«Идите за мной!» — приказал командир полка и стал выходить из толпы расступавшихся перед ним своих солдат. Отойдя в сторону, командир полка, сказал советскому офицеру:
«Я сейчас отпущу вас, и вы убирайтесь отсюда к чёрту! Но до этого вы должны ответить мне на вопросы, которые меня интересуют».
«Хорошо, — ответил лейтенант — только прошу вас позвать сюда моих солдат».
«Нет! — возразил командир полка. — Я хочу задать вам такие поросы, на которые вам будет неудобно отвечать в присутствии ваших подчинённых. Будем говорить наедине, без свидетелей».
Лейтенант буквально взмолился, настоятельно прося позвать его солдат.
«Неужели вы не понимаете, товарищ полковник, — говорил он, — что если я буду разговаривать с вами без свидетелей, то меня могут обвинить черт знает в чем. Ведь вы же сами, наверное, служили в советской армии и хорошо знаете, что как только я вернусь в свою часть, меня сразу потянут куда полагается… Начнутся допросы, мне грозят большие неприятности… Пожалуйста, разрешите подойти моим солдатам»…
«Я очень хотел бы, чтобы то, что вы сказали мне сейчас, слышали бы те, перед которыми вы только что держали свою лживую пропагандную речь, — сказал командир полка, — замечательно характерно для советской системы… Эти ваши слова спасли бы многих от опасного доверия и опрометчивых поступков. Но не будем терять время. Сейчас же отвечайте мне на вопросы: Где сейчас находятся советские войска и когда они подойдут сюда? Где будет проходить граница между американской и советской территориями в этом районе? Какие указания имеет ваше командование в отношении власовцев?… Отвечайте, и я отпущу вас…»
Лейтенант боязливо оглянулся в сторону своего грузовика, украдкой посмотрел по сторонам. Рядом никого не было. Секунды поколебавшись, он пониженным голосом, быстро, почти скороговоркой, стал говорить: — «Наши подойдут сюда сегодня вечером. Мы должны будем занять эту территорию вплоть до Дуная, ко когда американцы отведут свои войска за Дунай, нам не известно. Кажется, они не хотят этого. В отношении власовцев существует приказ во что бы то ни стало добиться их перехода на нашу сторону и как можно скорее. В крайнем случае, захватить силой. Ни в коем случае не допустить их перехода к американцам… Отпустите меня, товарищ полковник. Я сказал всё, что знаю. Я не могу больше оставаться с вами, мне грозят большие неприятности. Вы меня очень подвели»…
Командир полка отпустил растерянного и напуганного лейтенанта, который почти бегом направился к грузовику. Грузовик тронулся. Толпа расступилась, давая ему проезд. Со всех сторон слышались насмешливые выкрики и пронзительный свист.
Лейтенант поместился не в кабине с шофером, где было его место, а в кузове с солдатами. На ходу, он, энергично жестикулируя, что-то с жаром возмущённо рассказывал.
Власовцы окружили своего командира полка. Они шутили, высмеивая советского пропагандиста, со свойственным русскому человеку юмором, хотя на сердце каждого была тяжесть от сознания создавшегося положения и самых мрачных перспектив.
II
В тот же день разведка Первой дивизии установила, что с востока, в направлении расположения дивизии, двигаются советские танки. Штаб дивизии находился в деревне Хвожднаны. Генерал Буняченко немедленно, по радио вызвал к себе командиров полков, но вскоре советские танки показались вблизи деревни Хводжианы. Штаб дивизии поспешно перешёл из деревни в находящийся поблизости лес. Когда же командиры полков подъезжали к Хводжианы, то там уже находились советские войска. Куда переместился генерал Буняченко со своим штабом, никто не знал.
Спускались сумерки. Командир второго полка в сопровождении своего шофёра и ординарца, на автомобиле подъехал к деревне Хводжианы, в полной уверенности, что там находится штаб дивизии. При въезде в деревню, машина была остановлена автоматчиками сторожевого охранения.
Даже в сумерках не трудно было разглядеть советскую Форму. Положение создалось критическое, и казалось, явно безвыходное. Плен и, конечно, неминуемая гибель… Сопротивляться под направленными стволами автоматов было бесцельным и равносильно самоубийству. Как всегда, даже в самые опасные
