Тараумара

Антонен Арто родился в 1896 году. Он был актером и режиссером; кроме того, писал и рисовал. Во Франции он был заключен в психиатрическую больницу, где провел девять лет. Умер в 1948 году; уже свободным.

Ритуал Пейотля у индейцев племени тараумара[3]

Как я уже рассказывал, путь Сигури мне открыли жрецы Тутугури, как несколькими днями раньше Владыка всего открыл мне путь Тутугури. Владыка всего — тот, кто определяет взаимоотношения людей: дружбу, сострадание, милосердие, верность, почтительность, великодушие, труд. Его власть заканчивается там, где у нас, в Европе, начинается метафизика или теология, но в том, что касается глубин человеческого сознания, его власть простирается гораздо дальше, чем влияние любого европейского политического лидера. Ни один человек в Мексике не может пройти инициацию, то есть получить посвящение от жрецов Солнца, а также разделяющий и возрождающий удар от жрецов Сигури — а это ритуал умерщвления, — если прежде его не коснулся меч старого индейского вождя, управляющего миром и войной, Правосудием, Браком, Любовью. Кажется, что он держит в своих руках силы, приказывающие людям любить друг друга или сводящие их с ума, в то время как жрецы Тутугури призывают Дух, который создает эти силы и размещает в Бесконечности, где Душе необходимо собрать их и преобразовать в свое «я». Деятельность жрецов Солнца охватывает все аспекты души и останавливается у границ личного «я», куда приходит Владыка всего, чтобы забрать оттуда ее звучание. Именно туда старый мексиканский вождь нанес свой удар, чтобы заново открыть мое сознание, ибо дурные природные наклонности не позволяли мне понять Солнце; и потом, иерархический порядок требует, чтобы после того, как через тебя пройдет ВСЕ, то есть множество, сама суть вещей, следует вернуться к простому Единому Целому, которое и является Тутугури или Солнцем, чтобы затем раствориться и вновь возродиться, пройдя через процедуру таинственного повторного уподобления, реассимиляции. Я говорю о малопонятной реассимиляции, которая входит в Сигури как Миф о повторном воплощении, затем уничтожении и, наконец, разложении на составные части через сито высшего отбора, и об этом не переставая кричат и твердят их жрецы во время Танца, длящегося всю Ночь. Этот Танец не просто занимает ночь, с заката до восхода, он забирает всю ночь, сжимает ее, словно выдавливает из плода весь сок до последней капли. И некоторые свойства не в состоянии отнять даже бог;[4] ибо бог, именно потому, что он бог, не в силах забрать у меня то, что делает меня самим собой, так как глупо было бы с его стороны отказываться от собственных намерений.

Только в воскресенье утром старый индейский вождь ударом меча между селезенкой и сердцем открыл мое сознание: «Доверься, — сказал он, — не бойся, больно не будет»; он быстро отступил на три или четыре шага и, описав в воздухе круг рукояткой меча, резко бросился вперед, ко мне, изо всех сил, будто хотел меня прикончить. Но меня коснулся лишь самый кончик меча, и на коже проступила крохотная капелька крови. Я не почувствовал ни малейшей боли, но мне показалось, что я пробудился для чего-то, чему раньше мешали врожденные дурные наклонности и неверная ориентация, я почувствовал, что наполняюсь светом, которого раньше во мне никогда не было. Несколько дней спустя, ранним утром, на заре, я встретился со жрецами Тутугури и на следующий день, наконец, был допущен к Сигури.

«Переделать твою сущность без Бога, которому ты уподоблен и который создал тебя таким, как если бы ты создавал себя сам, и каким ты сам себя ежесекундно создаешь в Небытии и против Его воли».

Это — подлинные слова индейского вождя, и я лишь повторил их, не в точности то, что он мне сказал, но то, что мне удалось восстановить под действием фантастических видений Сигури.

Итак, если Жрецы Солнца ведут себя, словно они — проявления Слова Божьего или его Глагола, т. е. Иисуса-христа, то Жрецы Пейотля позволили мне присутствовать при самом Мифе Таинства, погрузиться в первобытные мифические обряды, войти с их помощью в Тайное Тайных, увидеть схему исключительных манипуляций, которыми ЧЕЛОВЕК-ОТЕЦ (а не МУЖЧИНА, и не ЖЕНЩИНА) создал всё. Конечно, вобрать в себя все это сразу я не мог, мне понадобилось некоторое время, чтобы все это осмыслить: множество танцевальных жестов, поз и фигур, которые жрецы Сигури вычерчивают в воздухе так, будто они диктуют их теням или, наоборот, извлекают из чрева ночи; при этом они сами не понимали, что делают, они просто повиновались: с одной стороны, физической привычке, а с другой — тайным приказам, диктуемым Пейотлем, экстракт которого — чтобы достичь состояния транса уже рассчитанным способом — они приняли перед тем, как приступить к танцу. Я имею в виду, что они делают то, что велит им растение, они повторяют это, словно заученный урок, которому послушны их мускулы, но в расслаблении и сокращении собственных сухожилий они понимают не больше, чем их отцы или отцы их отцов. Да и роль сухожилий тут сильно преувеличена.

Меня это не удовлетворило, и когда Танец был закончен, я захотел узнать об этом больше. Итак, прежде чем принять участие в Ритуале Сигури, таком, как его практикуют современные индейские жрецы, я расспросил многих индейцев тараумара, живущих в горах, и провел целую ночь с одной молодой парой, поскольку муж был последователем этого ритуала и, казалось, хорошо знал его секреты. Я получил великолепные толкования и исключительно точные объяснения, каким образом Пейотль воскрешает во всех каналах моей нервной системы память о тех величайших истинах, с помощью которых — так было мне сказано — человеческое сознание вовсе не утрачивает, но, напротив, обретает способность воспринимать Бесконечность. «Не мое дело показывать тебе, в чем состоят эти истины, — сказал мне этот мужчина, — но я могу заставить их возродиться в том, что является духом твоей человеческой сущности. Дух человека, вздорный и больной, устал от Бога, и именно нам следует вернуть ему жажду Бога. Но как раз теперь само Время отказывает нам в возможности сделать это. Завтра тебе покажут, что мы еще можем сделать. И если ты хочешь участвовать в этом вместе с нами — может быть, с помощью Доброй Воли человека, пришедшего из-за моря, человека другой Расы, нам удастся преодолеть еще одно Сопротивление». СИГУРИ — индейцы очень не любят, когда это имя произносят вслух. Со мной был проводник, метис, служивший также переводчиком при общении с индейцами тараумара, и он меня предупредил, что говорить с индейцами на эту тему нужно уважительно и осторожно, потому что, по его словам, индейцы этого боятся. Но я понял, что если и существует какое-то чувство, которое может быть им чуждым здесь, так это именно страх, но зато это слово пробуждает у индейцев такое ощущение святости, которое европейскому сознанию уже неизвестно, и именно в этом — наше несчастье, ибо у нас человек не уважает уже ничего. И несколько движений, которые сделал молодой индеец, как только я произнес имя СИГУРИ, открыли мне многое о возможностях человеческого сознания, сохранившего ощущение Бога. Должен признать, что от его позы действительно исходил страх, но то был не его страх: этот страх прикрывал индейца, словно щитом или накидкой. Что касается самого индейца, то он казался таким счастливым, какими бывают только в самые высокие минуты существования, его лицо озарилось от радости и преклонения. Именно так должны были выглядеть Первенцы человечества еще при рождении, когда дух Вечно существующего Человека поднимался в грохоте и пламени над развороченным миром, именно так должны были молиться скелеты из катакомб тому, о ком сказано в книгах, что на свет появляется САМ ЧЕЛОВЕК.

Молодой индеец сложил руки, его глаза засверкали, лицо окаменело и словно замкнулось. И по мере того как он приходил в себя, у меня все больше и больше создавалось впечатление, что от него исходит какое-то необычайное волнение: оно было явно написано на его лице. Два-три раза он передвигался с места на место. И каждый раз его почти замерший взгляд тоже перемещался, ища и фиксируя какую-то точку поблизости, как бы желая осознать нечто, чего следовало бояться. Я понял, чего он мог бояться — недостаточного почтения к Богу из-за какой-то небрежности. Помимо прочего, я понял еще две вещи: первая состоит в том, что индеец тараумара не придает своему телу такого значения, как мы, европейцы, и у него совсем другое понимание тела. Кажется, будто он говорит: «Это тело — совсем не я», и когда он поворачивался, чтобы сконцентрировать свое внимание на чем-то, что находится рядом, — казалось, он пристально разглядывает и изучает собственное тело. «Я — лишь тот, кем Сигури мне приказывает быть, и там, где приказывает быть, а ты лжешь и не