Гордия должным образом, заодно распишу Ариарату все прелести Нисы.
И только Сузамитра помалкивал. Незадолго перед этим Митридат собирался отдать Нису ему в жены. Сразу после совещания в Мазаку, столицу Каппадокии, отбыло пышное посольство на конях и верблюдах. Во главе посольства стоял Фрада.
В эти же дни покинули Синопу и вифинский царь с супругой. Желая смягчить недовольного Никомеда, считавшего, что было бы лучше, если Ниса вышла замуж за его младшего брата Сократа, Митридат пообещал ему помочь завоевать Гераклею Понтийскую и город Византии, что на другом берегу Боспора Фракийского. С захватом этих эллинских городов, где всегда процветало кораблестроение, Вифиния могла стать сильной морской державой.
Перед самым отъездом Лаодика, придя в покои к Митридату, чуть ли не силой заставила брата овладеть ею. Она отдавалась ему с неистовством вакханки и в конце концов так распалила Митридата, что он, забыв осторожность, почти час не мог оторваться от прекрасного лона сестры.
Прощаясь, Лаодика сказала, целуя Митридата:
— Ну вот, покидаю тебя, мой Геракл! И увожу с собой частичку твоего семени в своей утробе и частичку твоей любви в своем сердце!
После этих слов Митридату стало до того жаль расставаться с Лаодикои, что он в порыве пламенной нежности крепко прижал ее к себе и долго стоял так, не разжимая объятий.
Расставаясь на пристани, Митридат пробовал шутить и улыбаться, говорил что-то ободряющее Никомеду, призывая его готовить войско для новых побед. Никомед был хмур и малоразговорчив, обещал приготовить войско к условленному сроку, пожелал Митридату удачи в делах — и все. Лаодика и вовсе молчала, с трудом сдерживая слезы. Даже постороннему человеку было видно, как ей не хочется покидать Синопу.
Наконец крутобокий вифинский корабль на веслах вышел за мол, над которым взлетали пенные брызги прибоя, и, удаляясь, понемногу растаял в морской дали.
Вскочив в колесницу, чтобы ехать во дворец, Митридат еще раз оглянулся на широкую морскую гладь, смыкающуюся у горизонта с голубым небесным сводом, — корабля не было видно. Государственные дела не шли на ум Митридату: в нем прочно засела неутоленная страсть к Лаодике, его каждодневно одолевало сильное желание видеть ее, целовать ее нагое тело… Что творится с Митридатом, понимал только Тирибаз, который, как всегда, знал и видел больше всех.
— Зад у Лаодики, конечно, замечательный, и грудь, и бедра, и все прочее, — сказал он однажды Митридату, — но будет лучше, если царь Понта перестанет изводить себя мыслями о прелестях чужой жены и подумает о государстве, в котором далеко не все в порядке. Сегодня, к примеру, ты собирался заняться распределением государственных должностей.
Митридат уже забыл об этом.
— Тирибаз, друг мой, — промолвил он с ленивым безразличием, — я доверяю это дело тебе. Ведь ты не хуже меня знаешь способности моих друзей и приближенных.
— Может, ты и царский трон мне доверишь? — язвительно произнес Тирибаз. — Все равно пользы от тебя, как от правителя, никакой!
Митридат оскорбился.
— Что ты такое говоришь, Тирибаз! А мои победы над скифинами, победы в Пафлагонии и Галатии — ты забыл о них!..
— Друг мой, — нравоучительно заметил Тирибаз, — царствовать — это не только побеждать на полях сражений. Нужно еще блюсти государство и в дни мира, чтобы оно всегда было готово к войне, как хорошо обученный воин.
— Ладно, Тирибаз, — нехотя согласился Митридат, — вели собраться во дверце всем вельможам и военачальникам. Я сам буду решать, кто из них какой должности достоин.
Еще со времен Ахеменидов, триста лет державших в подчинении всю Азию до самой Индии, повелось, что персидский царь — это наместник светлого бога Ахурамазды на земле, символ величия и власти, верховный судья и военачальник. Царь стоял выше всех людей, даже самых знатных, и любых законов, дошедших из глубокой древности и вновь составленных. Выше царя были только боги.
Наделенный такой исключительностью царь персов во все времена лишь от случая к случаю снисходил до забот и жалоб простых смертных, поручая все государственные дела огромной массе чиновников от самого низкого ранга (писцов и сборщиков налогов) до самого высшего (начальника личной охраны царя и главного царского советника).
Понтийские цари, унаследовавшие основы государственности распавшейся Ахеменидской державы, поскольку сами были персами, сохранили и иерархию государственных должностей. Так, верховный надзор за царством и всеми чиновниками осуществлял хазарапат — тысяченачальник. Он же стоял во главе государственной канцелярии и первой тысячи отряда «бессмертных». Хазарапату подчинялись все наместники, царские судьи, управляющие царскими усадьбами и сборщики налогов. Ему же подчинялись личные телохранители царя. На равных с хазарапатом по своему могуществу стоял хшатра пан — блюститель царства. Помимо того, что он являлся первым советником Царя и предводителем «бессмертных», под его началом находились также судебные следователи, полицейские чиновники, глашатаи, весь штат соглядатаев и лазутчиков во главе с гаушакой.
Не менее могущественным был и гандзабара — сокровищехранитель. В его ведении находилась царская казна. Ему подчинялись сборщики торговых пошлин и судебных штрафов, счетоводы, заведующие складами, мелкие казначеи и аштабарру — начальник копьеносцев — с отрядами особой стражи, подвластной только царю и сокровищехранителю. Правой рукой сокровищехранителя был упагандзабара — помощник казнохранителя.
Особняком от всех стоял рабхайла — начальник войска. Он подчинялся только царю и в особых случаях — хшатрапану. Ему же были подвластны: аспаэштар — начальник конницы; ратаэштар — начальник колесниц; каран — начальник пеших войск и флотоводец.
Особо приближенным к царю считался оросанг — широкопрославленный, который являлся благодетелем царя и пользовался величайшей царской милостью. На пиру, в совете или на войне оросанг всегда находился подле царя, он же выполнял особые царские поручения. Иногда оросанги вступали в родство с царями, беря в жены царских родственниц. Однако претендовать на царский трон оросангам и их потомкам строго воспрещалось, даже считалось верхом неблагодарности.
Став во главе царства, Митридат основное внимание уделял войску и походам за пределы Понта, стремясь к расширению своих владений и заодно пополняя казну военной добычей. Внутренними делами государства Митридат почти не интересовался. За время его двухлетнего отсутствия Понтом управляли его друзья, получившие высшие должности в государстве. Опираясь на войско, они жестоко и без промедления подавляли любое недовольство и среди знати, и среди народа. Будучи военачальниками, Фрада, Сузамитра и Архелай не знали, как осуществлять надзор за вороватыми чиновниками на местах, как выявлять судей, берущих взятки и выносящих несправедливые приговоры. Они не умели выбирать нужных людей в соглядатаи, часто не знали, что творится в отдаленных провинциях. Более того, Сузамитра разогнал оставшихся после смерти Гергиса лазутчиков и доносителей, считая их всех людьми низкими и алчными.
Должность гаушаки и сам Митридат считал постыдной и недостойной честного человека, поэтому он не назначал на эту должность никого из своих друзей. Постепенно воровство безнаказанных чиновников встревожило Митридата, как и действия разбойничьих шаек в горах Париадра.
Нарушалась торговля, все меньше поступало налогов в казну, все сильнее проявлялось недовольство народа, оставленного на произвол всемогущих судей и налогосборщиков. Даже далекий от всего этого Тирибаз все чаще говорил Митридату, что пора наводить в царстве порядок.
— Надо сделать так, как было при твоем отце, — твердил он. — Не зря у него было прозвище Эвергет!
Перед тем как приступить к раздаче высших государственных должностей, Митридат призвал к себе Стефана, Моаферна и Сисину. — Все вы были не последними людьми в царствование моего отца, — сказал им Митридат. — Более того, мой отец доверял вам как никому. Поэтому я спрашиваю у вас, как мне укрепить царство изнутри? На кого из знати опереться? Мой отец опирался на эллинов Синопы и Амиса, а я для них чужак, поскольку больше доверяю персам. На кого вы можете указать, сказав, этот человек достоин такой-
