занимаясь уроком языка.
Ренно вошел в дом, обнял девочку и принялся готовить вторую постель. Дебора задумалась, что это означает. Ренно делал вид, что не обращает внимания на занятия женщин, но слушал все внимательнее и, закончив наконец работу, присел рядом и принял участие в разговоре.
Старательность белого индейца удивила Дебору, и девушка поняла, что он действительно хочет выучить ее язык. «Он знает, что он белый, — подумала она, — потому так и старается».
Дебора совсем забыла о времени, когда Ба-лин-та сказала по-английски:
— Я хочу есть.
Оставив шитье, Дебора отправилась в кладовую за припасами, а затем начала готовить. Урок продолжился во время обеда. Ренно запоминал английские слова и фразы так же легко, как Ба-лин-та, и Дебора не уставала удивляться их способностям. Сама она с трудом справлялась с гортанными звуками и быстротой речи сенеков, но постепенно у нее стало получаться, и по довольному виду девочки Дебора догадалась, что ее начинают понимать. Ренно продолжал сидеть с бесстрастным выражением лица.
Когда Дебора смастерила рубаху и юбку, Ренно подарил девушке вычищенную шкуру и знаками объяснил, что ей следует сделать накидку, такую же, как у него, пояс с сумкой и повязку на голову.
Ина дала Деборе ножик и несколько костяных иголок разных размеров. И еще больше удивив девушку, подарила ей пару мокасин, расшитых иглами дикобраза. Впервые за много дней обувшись, Дебора даже не могла вспомнить, когда в последний раз так радовалась подарку. И все время гадала, отчего семья великого сахема так добра к ней.
Однажды Дебора решила, что в доме пора сделать уборку, и соорудила метлу из соломы, привязав ее лозой к палке. В это время пришла Ба-лин-та, но тут же убежала, и вскоре показались Ина и еще дюжина женщин, они заглядывали в двери и окна с явным одобрением. Индианки не знали, что такое метла, но в тот же вечер в каждом доме появился подобный предмет.
Уроки языка стали частью обычного дневного распорядка. Ренно был так же усидчив, как и Ба-лин-та, и, проведя день на охоте или рыбалке, требовал, чтобы урок проводился вечером. Однако после уроков он по-прежнему молчал, и Дебора думала, что, может быть, воины говорят с женщинами только по делу.
Она старалась быть полезной и, к удивлению Ренно, вычистила для него прусский мушкет.
— Ты стреляешь из огненной дубинки? — спросил юноша по-английски.
Дебора гордо кивнула. В ее мире любая женщина должна была уметь обращаться с оружием, чтобы постоять за себя.
Ренно захотел немедленно посмотреть на ее искусство.
Дебора показала на пистолет.
— Возьму маленькую огненную дубинку, — сказала девушка на языке сенеков, предпочитая это оружие громоздкому мушкету, натиравшему плечо.
Они вышли в поле. Дебора прицелилась, выстрелила, перезарядила пистолет и выстрелила еще раз. Женщины бросили работу и смотрели только на нее. Девушка узнала своих мучительниц и решила показать им, на что способна. В результате из шести выстрелов Дебора четырежды попала в цель.
Ренно смотрел на нее как на чудо и после этого случая стал иногда говорить с ней о разных мелочах. Девушка отвечала тем же, и их трапезы больше не проходили в унылом молчании.
Дебора не понимала, почему Ренно не делает никаких попыток физической близости. Они спали в двенадцати футах друг от друга под одной крышей, неизбежно видя друг друга более или менее раздетыми, но белый индеец даже не пытался дотронуться до нее.
Все же, насколько Дебора могла судить, юноша был доволен, что они живут вместе. Она уже достаточно хорошо изучила манеру индейцев, чтобы понять, что Ренно, без всякого сомнения, неравнодушен к ней. Тем не менее он никогда открыто не выражал своих чувств. Дебора твердила себе, что должна быть благодарна ему, но вдруг поняла, что немного разочарована.
Однажды Ренно вернулся необычно рано, с оленем на плечах.
— Позже пойдем к отцу Ренно, — сказал он и опять исчез.
Вечером, к изумлению Деборы, они отправились в дом Гонки и Ины. Только теперь девушка поняла причину столь теплого отношения к себе.
Помимо хозяев в доме были Эл-и-чи и Са-ни-ва. С Са-ни-вой, матерью клана Медведя, считались все, и только Гонка изредка позволял себе не соглашаться с ее мнением. Пожилая женщина во время еды говорила мало и большую часть времени откровенно разглядывала Дебору. Девушке стало неуютно под пристальным, пронизывающим взглядом. Что-то в глазах седой индианки вдруг напомнило ей тетушку Иду. Эти женщины жили в разных мирах, но обе обладали властным характером, и Дебора готова была поспорить, что они нашли бы общий язык.
Ба-лин-та потешала взрослых, смешивая английские слова с языком сенеков, и болтала до тех пор, пока мать не заставила ее замолчать.
Еда была очень вкусной. Дебора освоилась с индейскими рецептами, ей несложно было часами сидеть на полу, скрестив ноги, и она все чаще замечала, что ей нравятся эти люди и их отношения. Жители форта Спрингфилд презрительно называли их дикарями, но сейчас Дебора начала понимать, что это совсем не так. Их путь развития был не таким, как у жителей Старого Света, но у них были своя цивилизация и свои обычаи.
Когда Гонка начинал говорить, а это случалось нередко, вся семья прекращала есть и слушала. Жена и сестра великого сахема вели себя свободно, но всегда считались с его мнением. Ренно, с которым Гонка обращался как с равным, постоянно выказывал ему глубокое уважение, а Эл-и-чи и Ба-лин-та благоговели перед отцом. Ба-лин-та повернулась к Ренно:
— Ты отдашь мне рога оленя, которого убил сегодня?
Ренно покачал головой.
— Почему? — надулась Ба-лин-та.
— Они мне нужны.
— Для чего?
Тут вмешался Гонка:
— Ба-лин-та, дети сенеков не должны задавать вопросы старшим воинам. Он волен делать, что захочет со своей охотничьей добычей. Хватит того, что Ренно обещал сделать тебе сумку. Для чего ему эти рога — не твое дело.
Дебора, уловившая суть короткого разговора, видела, что девочка едва сдерживает слезы.
На следующее утро Са-ни-ва взяла Дебору с собой в поле, где росли подсолнухи. Старая индианка жестами объяснила, что девушке ради собственной безопасности следует находиться рядом с ней. Деборе и прежде приходилось много работать на земле, так что теперь она без устали трудилась целый день и завоевала уважение многих женщин. Только Йала, Ановара и другие девушки, которые мучили ее в первые дни, держались в стороне, всем своим видом давая понять, что Дебора для них не существует.
Перед возвращением в поселение женщины отправились искупаться на маленькое озеро. Они без смущения разделись, и после секундного раздумья Дебора последовала их примеру. В форте она привыкла купаться и плавать в одиночестве, но здесь английская скромность могла показаться невежливой.
Молодые женщины смотрели на Дебору во все глаза, и Йала сказала:
— Ее кожа такого же цвета, как сок молочая.
— Нет, — возразила Ановара, — она как белый цветок.
— Почему ты думаешь, что она нравится Ренно? Как бы я хотела подпалить ее кожу, так чтобы она стала темно-коричневой!
Девушки не знали, что Дебора понимает почти все, о чем они говорят. «Теперь, — подумала она, скрывая дрожь, — понятно, почему они так относятся ко мне. Та, которую зовут Йала, сама неравнодушна к Ренно».
Отныне Дебора каждый день работала в поле, а Са-ни-ва или Ина всегда были поблизости.
Ренно целую неделю сидел дома, и Дебора, вернувшись с поля, видела, что он трудится с помощью маленьких инструментов над непонятным предметом. Ренно никогда не показывал ей, что делает, пряча свою работу под циновку, и девушка знала, что согласно индейским обычаям спрашивать его об этом нельзя.
Однажды вечером после еды Дебора стояла на пороге, наблюдая, как заходящее солнце медленно
