несомненный талант. Ты можешь и должен еще в тюрьме создать что-нибудь крупное. Что же касается помещения, то об этом не беспокойся. Это все приложится.
Ты спрашиваешь насчет войны. О ходе ее вы, конечно, знаете, ибо согласно циркуляру Главного тюремного управления вам должны пропускать официальные донесения главнокомандующего и даже «Правительственный вестник» и «Губернские ведомости». Что же касается отношения к ней, то оно различно. Большинство настроено более патриотично, а особенно в первое время военных действий, но теперь замечается некоторое изменение, правительство укрепляет свои позиции и становится откровенно реакционным. Я и сам теперь не прочь от того, чтобы «немцу» привинтить хвост, но до активности не дохожу. Не надо добавлять, у нас ведь есть и свои особые задачи, ну, да довольно об этом. Знаешь, «ходить бывает скользко по камушкам иным, так о том, что близко, покуда умолчим…». Насчет моего здоровья не беспокойся. Я теперь поправился. Чувствую себя хорошо. Шатаюсь нередко на охоту. Из дичи тут есть козы, зайцы, рябчики, тетерева, глухари и куропатки. Правда, далеко не в изобилии, но все же есть. Пока, будь здоров, дорогой, пиши. Твой брат
После второго письма начались розыски — кто такой «Арсений». Вначале подозревали ссыльного Арсения Николаевича Печорина, потом догадались, что это «ссыльнопоселенец Манзурской волости Михаил Васильевич Фрунзе».
Этот «ребус» жандармы решили к концу июня 1915 года. У них уже были неугодные для Фрунзе и его товарищей факты: ссыльные в Манзурке собирались для каких-то дискуссий в своей среде и вели опасные для властей беседы с крестьянами; наладили переписку с партийным центром большевиков в Петрограде и с большевистской группой в Иркутске; наконец, обсудили устав партийной группы социал-демократов в Манзурке и создали запрещенную кассу взаимопомощи.
Из иркутского жандармского управления послан был запрос в департамент полиции: что делать? Оттуда пришло распоряжение: действовать быстро и смело.
Вообще говоря, ссыльные, натерпевшись за время отсидки в каторжных тюрьмах, на «воле» отпустили повода. Отзвук споров Фрунзе с меньшевиками и эсерами громким эхом отозвался в Манзурке. А с приездом Федора Николаевича Петрова в студеный февральский день 1915 года большевики еще более воспрянули духом и начали готовить устав своей организации в ссылке, не скрывая от местного населения политических целей и тактических задач.
Врач Федор Петров скоро приобрел большую популярность: его приглашали к больным в ближние и дальние улусы, и он никогда не отказывался от визитов. Иногда он брал с собой Фрунзе и Гамбурга, и осталась с той поры любительская фотография докторского выезда на операцию в село Баяндай: на облучке — Фрунзе, на задних сиденьях шарабана — Петров и Гамбург.
Федор Николаевич подключился к «народному университету» Фрунзе: читал крестьянам лекции о гигиене, о медицинской помощи, о естествознании. Фрунзе вел курсы экономической статистики и военного дела. Народ валом валил послушать, как говорит Михаил Васильевич про войну.
«Я сначала недоумевал: откуда у сына фельдшера, человека, не имеющего военного образования, такие познания в области военной стратегии и тактики? — записал в своих воспоминаниях Федор Петров. — Рассказывая нам о боевых действиях, он делал обзор так интересно и глубоко, что его можно было слушать часами. Потом нам стало ясно: военные знания М. В. Фрунзе постоянно черпал из книг и закреплял их, обучая рабочие боевые дружины в годы первой русской революции».
Ссыльные создали хор, но пели в нем без оглядки по сторонам. Фрунзе чаще других бывал запевалой — приятен был его тенорок мягкого лирического тембра. Но пока над прибайкальским селом плыли «Хаз Булат», «Коробочка» или романс Прозоровского «Степь да степь кругом», это не вызывало беспокойства урядника, священника и кулаков. А когда гремели в хоре «Вихри враждебные веют над нами», местным администраторам и духовным наставникам хотелось взяться за перо и настрочить очередной донос.
Да и стихи Фрунзе, самими ссыльными положенные на музыку, открыто ходили по рукам и вызывали озлобление сельских властей:
И библиотекарь колонии Семен Султаньянц неосторожно держал запрещенные книги в двух самодельных шкафах. И выдавал на руки крестьянам такие арестованные иркутские издания, как «Сибирский журнал» и «Сибирское обозрение».
27 мая 1915 года прибыл в Манзурку помощник начальника губернского жандармского управления по Киренскому и Верхоленскому уездам ротмистр Белавин. Он оказался человеком мягкотелым и ограничился тем, что припугнул ссыльных возможными репрессиями.
Жандармы в Иркутске не одобрили его действий и послали 31 июля держиморду Константинова «для окончательной ликвидации всех причастных к делу лиц».
Иосиф Гамбург и Федор Петров, возвращаясь из столовой коммунаров, узнали о приезде ротмистра Константинова и пробежали по селу, предупреждая ссыльных об опасности. Кое-кто успел спрятать или уничтожить литературу, как-то замести следы.
А Фрунзе не было: он ездил в гости к Николаю Андреевичу Жиделеву, который с думской скамьи из Таврического дворца был отправлен в Качуг. Долго говорили об Иваново-Вознесенске, о Шуе, Владимире, и Фрунзе узнал удручившую его новость: во Владимирском централе умер от чахотки дорогой его друг и ученик Павел Гусев.
И когда ночью сунулся к нему с обыском ротмистр Константинов, Михаил Васильевич не успел ликвидировать все документы и на глазах у жандарма разорвал в клочки устав манзурской организации большевиков.
Константинов забрал четырнадцать человек, в том числе Михаила Фрунзе, Федора Петрова, Иосифа Гамбурга.
Арестованных заперли в каталажку у станового пристава Витковского, а через два дня отправили этапным порядком в Иркутск.
Манзурская «воля» кончилась. Впереди мог быть военно-полевой суд и третий смертный приговор: на снисхождение властей в военное время рассчитывать не приходилось. И Фрунзе решился на единственный выход при такой ситуации — бежать во что бы то ни стало!
Подходящий момент выдался на последней перед Иркутском ночевке — в селении Оёк.
Этапная хата была окружена надежным островерхим палом. Охранялась она слабо, а пожилые стражники, утомленные длинными переходами из Манзурки, махнули на все рукой и ушли в трактир пить чай.
План созрел мгновенно. Тесной кучкой арестованные вышли во двор, когда стала надвигаться ночь. Завели протяжную прощальную песню. И под нее бесшумно переправили Фрунзе и Кирилловского в тайгу.
Многие авторы, причастные к описанию побега, с чьей-то легкой руки изображали дело так, будто товарищи подняли Фрунзе на руки, раскачали и… перебросили через пал. Федор Николаевич Петров описал эту сцену так: «…мы устроили живую лестницу, по которой М. В. Фрунзе и еще один товарищ быстро перемахнули через частокол. Правда, при прыжке Фрунзе несколько повредил себе ногу. Все же ему удалось добраться до Иркутска, а затем и до Читы, где он установил связь с местной партийной организацией».
Это было в ночь на 9 августа 1915 года.
Сбежал «опасный государственный преступник»! И иркутские голубые мундиры, решив отвести удар от
