высказывать своего мнения, молчать о том, что видишь, не повторять того, что слышишь, ни с кем не откровенничать, потому что всем все равно, никому ты не нужна, ни единой душе… так трудно в это поверить!
Уж как твердо она решила не уступать фрау Риттерсдорф — и ничего у нее не вышло. Фрау Риттерсдорф сдвинула ее туалетные принадлежности в сторону и сказала:
— Потрудитесь убрать свои вещи, они мне мешают!
И фрау Шмитт втиснула их в уголок, который только и остался ей на туалетном столике.
Однажды она сказала как могла твердо и решительно:
— Мне не нравится, когда иллюминатор ночью открыт.
— А мне нравится, — сказала фрау Риттерсдорф, и иллюминатор остался открытым.
Итак, фрау Шмитт перевела дух и подумала — интересно, что это близнецы бросили за борт, хотя, впрочем, не все ли ей равно.
Горничная сказала казначею, что его зовет condesa. Он пришел, выслушал ее, заметил, что она говорит и держится точно пьяная, решил, что все это ей померещилось, и послал за доктором. Доктор Шуман поверил ее рассказу и объяснил казначею, что нрав больной ему известен и если уж она что-нибудь выдумывает, то совсем в другом роде. Он посоветовал казначею доложить о краже капитану, тот, несомненно, велит произвести обыск и расследование. Казначей, докладывая капитану, изрядно расстроенному новым происшествием на его корабле, взял на себя смелость прибавить, что, хоть доктор Шуман и поверил этой даме на слово, он, казначей, не верит. Капитан сейчас же распорядился всех поголовно обыскать, возможно, у вора есть на нижней палубе сообщники, а пока что он хотел бы задать несколько вопросов доктору.
— Вы уверены? — спросил доктор свою пациентку. — Дети? В самом деле дети?..
Она взяла его руку в свои, тихонько погладила его пальцы.
— Вы не лучше этого казначея, — сказала она, — Что за вопрос!
— И часто вы вот так встаете и одна бродите по кораблю?
— Всегда, как только уйдет горничная.
— Скажите, — спросил он с тревогой, — что вы будете делать, если жемчуг не найдется?
— У меня остался мой изумруд и еще кое-какая мелочь, — condesa на миг прислонилась лбом ко лбу доктора, потом откачнулась. — Да теперь это все неважно! Я ужасно рада, из-за этой истории вы обо мне думаете, огорчаетесь, вы бы хотели мне помочь, да только не можете. Никто не может! — с торжеством докончила она.
Тут за доктором пришел юнга, капитану что-то от него требуется. Доктор Шуман поднялся, поцеловал руку своей пациентки.
— Куда же вы? — горестно воскликнула condesa. — Не покидайте меня!
— Я постараюсь помочь капитану разыскать ваше ожерелье, — сказал доктор Шуман. — И я хотел бы, чтобы вы спокойно сидели тут в каюте, тогда я буду знать, что вы в безопасности. Пожалуйста, сделайте это для меня, хорошо?
— Для вас, — повторила condesa. — Только для вас, и ни для кого другого.
— Вот идет доктор графини, — сказал Лутц. — Давайте-ка спросим его, не хватилась ли она своих жемчугов.
— Только нарвешься на неприятности, — возразила фрау Лутц. — Вечно ты путаешься не в свое дело. Откуда мы знаем, что это жемчуг. Ничего не известно, может, это были самые обыкновенные бусы.
— Застежка была бриллиантовая, И он их прятал за пазухой.
— Откуда ты знаешь, что бриллиантовая? И где еще ему прятать, если не за пазухой?
Лутц тяжело, безнадежно вздохнул.
— Вот что, несчастная моя жена, стой здесь и жди, а я поговорю с доктором Шуманом.
Он прямиком зашагал к доктору, преградил ему дорогу и сказал всего несколько слов. Лицо у того стало очень серьезное, он кивнул и пошел дальше.
Поиски пропавшего жемчуга велись быстро и четко: все четыре каюты испанской бродячей труппы были перевернуты вверх дном, к нескольким подозрительным личностям с нижней палубы, замеченным в безбожии, приставали и придирались до тех пор, покуда они не начали угрюмо огрызаться, даже толстяка с разбитой головой подняли, и он сидел на койке, а трое матросов рылись в наволочке и под тюфяком.
— Чего ищете? — злобно прорычал он.
— Найдем — узнаешь, — ответил один из матросов.
И толстяк бессильно сидел на краю койки и только ругался на чем свет стоит.
Казначей послал за Лолой и Тито, но матросы, обыскивая каюты, выставили оттуда всех испанцев — и труппа явилась к казначею в полном составе, однако он всех, кроме Лолы, Тито, Рика и Рэк, выставил за дверь.
— Это ваши дети? — спросил он без церемоний, переводя взгляд с Лолы на Тито и близнецов.
Брат и сестра стояли тесно плечом к плечу и смотрели на него вызывающе, как звереныши перед лицом опасности. А казначей разглядывал их гадливо и недоверчиво: таких тварей просто не может быть на свете! И однако вот они, стоят и сверкают злыми змеиными глазами. Он снова посмотрел на родителей.
— Ясно, наши, — ответила Лола. — А то чьи же, по-вашему?
— Может, вы сейчас еще пожалеете, что не чьи-нибудь еще, — сказал казначей. И неожиданно рявкнул на Рика и Рэк: — Вы стащили ожерелье у той дамы?
— Нет! — мигом в один голос отозвались близнецы.
— Куда вы его подевали? — все так же громко, свирепо спросил казначей. — Отвечайте, ну!
Они молча на него уставились. Лола ухватила Рика за шиворот и тряхнула.
— Отвечай! — бешено прошипела она.
Казначей заметил, лицо у нее стало изжелта-бледное, даже губы побледнели, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Лола не понимала, почему на корабле затеяли обыск. Танцоры, конечно, собирались украсть драгоценности, но только в последнюю минуту, когда condesa будет уже сходить на берег или даже сразу, как только сойдет; а теперь паршивые щенки загубили все дело. Казначей-то, может, еще сомневается, может, он просто берет на испуг, надеется врасплох, с налета вырвать признание, но Лола знала: это убийственная правда, Рик и Рэк виноваты, в чем бы он их ни обвинял, и по их милости она едва не выдала перед этим жирным боровом казначеем, до чего перепугалась.
— Иисусе! — благочестиво прошептала она. — Ну погодите, я ж вам!..
Рик сказал звонко, раздельно:
— А мы и не знаем, про что вы говорите!
И Рэк согласно закивала — не старшим, а брату.
— Ладно, мы ими после займемся, — сказал казначей Лоле с Тито. И продолжал вкрадчиво: — Если вы и вправду не знаете, что к чему, я вам расскажу.
И он выложил все, что по клочкам и отрывкам стало известно об этом происшествии: что сказала доктору Шуману condesa, что сказали ему сперва сам Лутц, а потом, не слишком охотно, фрау Лутц и даже Эльза: да, Рэк держала в руках ожерелье, а потом бросила его за борт. Лола с Тито без труда изобразили ужас и отчаяние, сразу же стали уверять, что тут какая-то ошибка, они надеются, что это выяснится — их обвиняют несправедливо; и они торжественно поклялись сами допросить детей и докопаться до истины. Казначей ни на минуту не поверил ни единому слову; оба, конечно, хорошие актеры, но его им не провести.
— Делайте, что хотите, — холодно сказал он им на прощанье. — А мы будем разбираться по- своему.
Когда Тито и Лола вернулись к себе в каюту, матросы уже ушли, приведя все снова в полный порядок; зато здесь ждали тесной молчаливой компанией Ампаро с Пепе, Маноло с Кончей и Панчо с Пасторой; так же молча все поднялись и подступили к вошедшим; каждый из родителей вел одно свое чадо, крепко ухватив его за плечо. Теперь все жарко дышали друг другу в лицо.
— Что там? — зашептала Ампаро. — Это из-за нас? Студенты говорят — да, а больше никто нам ничего не сказал.
— Уйдите с дороги, — сказала Лола. — Отстаньте от меня.
Она протолкалась в каюту, села на край дивана и стиснула Рика между колен. Тито стал рядом, не
