Лигачева подвинула Шеферу через стол наполненную до краев стопку.
— Ну, американец, — с горечью сказала она, — выпьем за успех Яшина.
Шефер смотрел на выпивку, не выражая никаких эмоций. Водка, конечно, «Столичная», и стаканчик приемлемо чистый, но он не торопился опорожнить его.
Лигачева подняла свой стаканчик и тоже стала разглядывать его.
— Моему сержанту так не терпится броситься на врага. Он так жаждет вкусить первой крови, — задумчиво сказала она.
— Они все идут на смерть, — серьезно заговорил Шефер, — все до единого.
Лигачева помолчала, потом пристально посмотрела на американца, не опуская стопку.
— Яшин действует точно так же, как те твари, — продолжал Шефер, глядя ей прямо в глаза. — Парень живет, чтобы драться, приводить врага в трепет, пускать ему кровь. — Он поднял стопку и одним глотком опорожнил ее. — Черт побери, может быть, мы все такие. — Детектив со стуком опустил пустой стаканчик на стол. — Но они лучше нас в этом деле. Поэтому Яшин и остальные погибнут.
Лигачева осторожно поставила стопку на стол, даже не пригубив.
— Я думала, что вы, американцы, — самые большие в мире оптимисты, — сказала она. — Вы толкуете о свободе и мире, сами не свои от цветного телевидения и всю жизнь суетитесь, не сомневаясь, что придет день, когда любой из вас станет богатым... — Она сокрушенно покачала головой. — Так что же произошло с вами? Шефер потянулся к бутылке:
— Я давно положил глаз на американскую мечту. Гараж на две машины, Джун Кливер в спальне, один и три четверти ребенка, да еще «смит-вессон» в платяном шкафу, просто на всякий случай. — Он налил себе водки. — Если, конечно, не считать, что обе машины все еще в магазине, Джун в Прозаке, дети в проекте, а «смит-вессон» находит себе массу работы.
— Я не знаю вашего Прозака, — вспылила Лигачева, — и не понимаю, о чем вы говорите.
— Это совсем не важно, — ответил Шефер и выпил вторую стопку. — Видите ли, вы думаете, будто мне безразлично, что происходит с вашими людьми... Может быть, действительно безразлично. Не исключено, что я уже вообще не в состоянии о чем-то беспокоиться. Но это ничего не значит. Вопрос в том, что никто в мире ни о чем не беспокоится. Люди, которые притащили нас сюда, наверняка ценят нас не дороже дерьма. Мы для них просто цифры, придаток, дополнительный кусок оборудования, низкотехнологичного и простого в обслуживании.
Лигачева отрицательно покачала головой и выпила наконец свою водку.
— Этого не может быть, — сказала она. — Возможно, кому-то действительно всё до лампочки, дурные люди всегда находятся.
— Не беспокоится никто, — настаивал Шефер, — но этого не скажешь о тех тварях из космоса. Именно поэтому они всегда идут побеждать. У них есть вера в свое дело. Никто их сюда не посылал. Никто не отдавал им приказов. Никто силой не отрывал их от работы, не лишал свободы, не мешал им жить. Они явились сюда, потому что хотели, потому что это им кажется забавным.
Лигачева нахмурилась:
— Похоже, вы уверены, что понимаете этих существ, говорите так, будто давно их знаете.
— Может быть, и знаю, — согласился Шефер. — Однажды я имел с ними дело и остался жив, хотя большинство людей почти всегда погибает. Я достаточно понимаю их, чтобы знать: не случись какая-то неполадка — здесь, именно в этом месте, — их бы не было.
— Не мешало бы пояснить.
— Они не выносят холода, — сказал Шефер. — Я не сомневаюсь в этом, потому что во время последней нашей встречи единственным, что спасло мою задницу, был короткий летний дождь. Они любят жару, так какого дьявола им здесь делать? А заявляются они к нам, чтобы поохотиться, набить людей ради забавы, увезти с собой в качестве трофеев наши черепа. Что-то не заметил я здесь слишком много людей, может быть, видели вы? Кроме того, если бы они явились сюда для охоты на нас, если бы действительно хотели нас укокошить, мы болтались бы подвешенными на реях много часов назад точно так же, как ваши друзья там, дальше по коридору.
— Почему же тогда они здесь? — спросила Лигачева. — Зачем они распотрошили Галичева и других? Мой дозор, в котором участвовала вся застава, — его они тоже перебили. Правда, нас они могли принять за захватчиков, потому что мы слишком близко подошли к их базе. Но что им сделали рабочие? Вы говорите, что они охотятся ради забавы, — пусть так, но разве подобное убийство можно назвать спортом? С какой целью они разгромили нашу отопительную систему?
Шефер покачал головой:
— По-моему, эти рабочие просто оказались не в том месте и не в то время. Каковы бы ни были их намерения, не думаю, что пришельцы искали этих людей. Черт бы меня побрал, но я не считаю, что эти твари вообще хотели оказаться здесь. Полагаю, им пришлось сделать крюк, совершить вынужденную посадку. У них наверняка случилось что-то неладное, заставившее их приземлиться. Здешняя поганая погода не нравится им еще больше, чем нам. Они сейчас в дурном расположении духа, а ваши приятели просто попались под горячую руку, только и всего.
Лигачева пожала плечами:
— Они забрали кое-что из оборудования, детали насосов и часть электрооборудования.
— Разобрали на запчасти, — согласился Шефер. — Их корабль... видимо, что-то сломалось и они пытаются починить. — Он задумчиво поднял бутылку, потом снова поставил на стол, не наполнив стопку в третий раз. — Должно быть, что-то вроде попытки починить «порш» с помощью китового уса и мотка оленьих жил, — сказал он по-английски. В его словаре не нашлось для этого подходящих русских слов.
— Видимо, эти ваши твари очень изобретательны, — заметила Лигачева по-русски.
— Несомненно, — согласился Шефер, — а разве все мы нет?
Пока Лигачева и Шефер вели беседу в зале общих собраний насосной станции, остальные американцы понуро сидели в одном из помещений бараков для рабочих.
— Уму непостижимо, — сказал Доббс, — русские взяли нас без единого выстрела!
— Хотел бы я знать, что случилось с этим вшивым копом, — проворчал Уайлкокс. — Мы отмораживаем здесь задницы, а он небось целуется с этой сучкой-лейтенантом...
— Заткнитесь, Уайлкокс, — вмешался Линч. — Все заткнитесь.
— С какой стати? — с вызовом бросил Уайлкокс.
— Потому что лучше подумать, как выбраться отсюда и что делать, когда выберемся.
— Кто-нибудь видел, куда они сложили наше снаряжение? — спросил Филипс.
— В складское помещение напротив через коридор, — ответил Линч. — Но, сэр, я пока не вижу способа удрать отсюда.
— Нам приказано обеспечить безопасность корабля пришельцев, — сказал Филипс, — а мы наверняка не в состоянии сделать это, сидя здесь, не так ли?
Он вытащил из сапога пакетик, напоминавший приплюснутый цилиндр. Русские, отбирая у них поклажу, похлопывали каждому по карманам, но тщательно не обыскивали. — Значит, надо овладеть своим снаряжением, закрепиться на станции, а затем двигать к этому кораблю. Помогите-ка мне уложить эти матрацы...
Несколько минут спустя часовой, стоявший возле двери, услыхал крики и стук в дверь. Он испуганно обернулся.
Парень учил, конечно, в школе английский — все учили. Хотя он давно забыл почти все, что знал, да и никогда не говорил на этом языке нигде, кроме класса. Однако попытался уловить смысл слов, слышавшихся из-за запертой двери.
Казалось, один голос перекрикивал все остальные.
— Эй, ты! — звал американец. — Там, снаружи! Говоришь по-английски? Когда-нибудь видел Суперкубок? Уже смотришь фильмы для взрослых? Как называется столица Сакраменто?
Часовой ничего не понимал. Он изо всех сил напрягал память, стараясь вспомнить нужные слова.
— Slow, — крикнул он в ответ. — You talk slow, please![1]
— The door! — крикнул американец.
Часовой нахмурил лоб. Он знал это слово. Оно звучит почти так же, как по-русски. «Door» означает «дверь». Он снял с плеча АК-100 и направился к двери.
