тобой встретиться?
– Я этого не говорила.
– Как же ты сбежишь от охраны?
– А ты этого хочешь?
– Больше всего на свете.
– Просто так, ненадолго?
– Навсегда.
– А ты можешь сбежать, если я сбегу?
– Да, чего бы это ни стоило.
– А твоя работа?
– Брошу работу. Для меня это даже будет вроде как избавлением.
– А семья?
– Без меня им, по-моему, будет куда лучше.
– Я хочу сообщить тебе одну вещь, о которой знают только Макс, я и врачи. По Максу этого не видно, но он очень болен. Начиная с прошлого Рождества, у него регулярно бывает высокая температура, он стал худеть. Сперва врачи не могли решить, в чем дело; потом выяснилось, что у него рак поджелудочной железы. Максу осталось жить полгода, может быть, даже меньше. Пока хватит сил, он хочет жить так, как будто ничего не случилось. Когда он дома, я не отхожу от него ни на минутку, когда он куда-нибудь едет, еду вместе с ним. В конце концов, Макс решительно заявил, что я должна уехать: из-за меня он испытывает чувство вины. Именно он заказал нам с Симоной эти билеты, и все было решено еще до того, как я узнала о твоем приезде. Теперь уж я останусь с ним до самого конца. Скоро Макс должен будет лечь в больницу в Мюнхене, и он хочет, чтобы я сняла себе квартиру где-нибудь рядом. Так вот обстоят дела. Я хочу быть с тобой, но я не могу сейчас бросить Макса. Если бы ты снял квартиру в том же доме, мы могли бы изредка видеться, пока Макс жив. А потом – потом все зависит от тебя.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Зачем ты спрашиваешь?
– А как мы будем встречаться в этом доме? Там ведь все равно будет охрана.
– Ты снимешь квартиру на имя Манни. Я буду говорить, что иду в гости к Симоне.
– А Манни не будет против?
– Манни любит Макса. И тебя тоже. Он сделает, как я его попрошу.
– Скажи, а у Манни действительно есть для меня работа или это все так, в порядке благотворительности?
– В делах Манни благотворительностью не занимается. Если он говорит, что есть, значит, есть. Вообще-то он уже давно ищет помощника. Представляешь, как трудно найти человека, который разбирается в делах, хорошо знает Америку и умеет говорить по-немецки и по-английски?
И все же я не мог успокоиться: а дети? А то, что после Макса жизнь со мной покажется нищенской? На все мои вопросы у Эрики были готовы ответы.
– Но как же насчет квартиры? – спросил я напоследок. – Что я должен сказать Манни?
– Я поговорю с Симоной, она поговорит с Манни, и он свяжется с тобой завтра в Мюнхене. Ты ведь, кажется, уезжаешь на следующий день?
– Да, я и так уже задержался. Страшно представить, что меня ждет в банке.
– Может быть, тебя уволят, и все решится само собой.
– Им давно надо было бы так поступить.
Утром, затащив к себе Симону, мы пили кофе и смотрели, как мимо проплывает Австрия. Наконец к полудню в иллюминаторе возникла Вена. Эрика с Симоной отправились улаживать отношения с Мальманнами, а я затаился в каюте и сидел так до тех пор, пока все пассажиры не сошли на берег. К тому времени, как я крадучись спустился по трапу, Эрика, Симона и телохранитель уже давно уехали.
Я, конечно, не надеялся на то, что мое возвращение вызовет у домашних бурную радость, и действительно, Сара Луиза с девочками встретили меня так, будто к ним явился родственник, позорящий всю семью: мот и развратник или, может, вконец отбившийся от рук юнец, очередной раз выгнанный из колледжа. Девочки, поздоровавшись, тут же отправились куда-то по своим делам, а Сара Луиза ради приличия сказала несколько фраз, суть которых сводилась к тому, что она все это время умирала от скуки и что у нее кончаются деньги. Чтобы предотвратить какие-либо проявления страсти с моей стороны, она с нарочитой тщательностью выпила на ночь три таблетки аспирина, сообщив при этом, что у нее безумно болит голова. Наутро, на тот случай, если страсть во мне еще тлела, она встала пораньше и, когда я проснулся, уже слонялась по нижним комнатам. То, что я был в халате, а не в костюме, ее удивило.
– Разве ты не идешь в банк? – спросила она.
– Может, пойду попозже, а утром посижу дома.
– Боюсь, тебе придется сидеть в одиночестве. У меня собрание, а девочки еще спят.
– Я бы хотел с тобой поговорить, пока ты не ушла.
Сара Луиза посмотрела на меня так, словно я предложил ей пожонглировать тарелками или попробовать проглотить шпагу. Она села напротив меня за стол, держа в руке чашку с кофе; все ее лицо выражало изумление.
– Постараюсь тебя не задержать, – сказал я. – Просто я хотел тебе сообщить, что, по-моему, пора с этим делом кончать.
– Кончать?
– Кончать.
– С каким делом?
– С этим самым – с нашим браком.
– Пора кончать с нашим браком – я не ослышалась?
– Боюсь, что нет.
– Боже, я готова рвать на себе волосы.
– Из-за чего?
Сара Луиза взяла сигарету, закурила – на моих глазах она после университета не курила ни разу – и отпила из чашки.
– Я готова рвать на себе волосы из-за того, что ты мне это сказал, а не я тебе. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз мне хотелось это сделать.
– Думаю, довольно часто.
– Каждый божий день. Когда тебя нет, я не могу понять, зачем мне нужен муж, которого никогда не бывает дома. Когда ты дома, я не могу понять, зачем мне нужен муж, который не вылезает из своей скорлупы. У тебя есть только два занятия: читать и бегать. Даже с собакой было бы интереснее жить, чем с тобой. С нами ты разговариваешь только в одном случае: когда хочешь сказать, что мы слишком много тратим. Знаешь, почему я тебя терпела все это время?
– Должно быть, по доброте душевной?
– Потому что, дура, женила тебя на себе. Я считала, что раз увела тебя от той немки, то теперь обязана, несмотря ни на что, жить с тобой. Так, значит, говоришь, пора кончать? Забавно, в чем же тут дело? Неужели ты нашел себе другую? Неужели она немка, все эти три недели ты был с ней, а мне вешал лапшу на уши насчет всяких деловых встреч? Нет-нет, это невозможно.
– А может быть, ты нашла себе другого? И, может быть, я его знаю?
– Ах, какие мы, оказывается, любопытные! Ты еще найми детектива следить за мной.
– Полагаю, нам нет смысла лезть в дела друг друга.
– Я и не знала, что интересоваться подругами мужа значит лезть в его дела.
– Сара Луиза, я хочу развестись.
– Пожалуйста, дорогой мой, и чем скорее, тем лучше. Но давай договоримся: это не ты разводишься со мной, а мы разводимся друг с другом. Кстати, для твоего сведения: если бы мне не было тебя жалко все эти годы, тебя бы уже давным-давно отсюда вышибли под зад.
Когда мы вечером сообщили обо всем девочкам, они не сразу поняли, что случилось, а потом Элизабет радостно закричала:
– Я выиграла! Я выиграла!
