недобросовестности сельских, паспортистов, допустивших ошибки. К общем не придал какого-то особого значения… В другом кармане пиджака я нашёл 157 рублей. Они меня здорово обрадовали. Без денег мне было бы худо…
В селе каждый встречный со мной здоровался по-восточному: Салам алейкум!» Каждый считал своим долгом что-то спросить меня. Как позже я понял, говорили они на азербайджанском язы-е. Что мне оставалось делать? Я кивал и с хмурой миной на лице роходил мимо заговаривающих со мной людей. Возле дома с красной вывеской остановился. На пей, на вывеске, было написано: «Азербайджанская ССР. Илисуинский сельский Совет Закатальского районного Совета народных депутатов». По этой надписи нетрудно было догадаться, где я нахожусь. Меня это обрадовало. Я в своей стране. Хуже, если бы я вдруг объявился в тропических лесах среди дикого зверья…
Вдруг из окна сельсовета высунулся человек, который поздоровался со мной и пригласил меня подняться к нему. Об этом во Щенком случае красноречиво говорил его жест. Я, подняв голову, кивнул и… обмер. На фронтоне здания висело два транспаранта, какие принято у нас в стране развешивать. Я обалдел. На них, белым по красному читаю: «Труженики села! Превратим 2005 год — в год ударного труда…»
«Бог ты мой, неужели 2005 год?» — подумал я.
Ну конечно, иначе они не вывесили бы этого… Значит, я отсутствовал двадцать пять лет!
Оправившись от столбняка, я повернулся спиной к ожидавшему человеку у окна, поспешно шмыгнул за угол дома. Метров двести я вышел на автобусную стоянку. Мне нужно было узнать, доберусь ли я отсюда до Баку, столицы Азербайджана. Па моё счастье, там стоял одинокий старый драндулет, имеющий фор-автобуса. Возле него, засунув голову в кабину, возился водитель. И спросил, а он довольно сносно по-русски объяснил… И тут, Леша, мне пришлось пережить второе, ещё более серьезное потрясение. Меня потянуло заглянуть в зеркало, тем более, что оно было у самого носа. То, что служит шофёрам для заднего обзора дороги. Я дважды подходил к нему, отказываясь верить своим глазам. Зеркало показывало мне того самого парня, чья фотография красовалась в моём паспорте… Страшнее и опаснее этого сюрприза, каким меня одарило Время, наверное, невозможно и придумать…
Добрался я до городка под названием Закаталы, а оттуда, сориентировавшись, отправился в Гянджу — второй после Баку промышленный центр республики. Туда было ближе, и из тамошнего аэрonopтa, как я выяснил на автовокзале, на Москву есть несколько рейсов. Так я и оказался в своей московской квартире, в которой живут чужие люди и где меня сцапала милиция…
Настенные часы пробили ровно десять, когда в кабинете Гершфельда раздался звонок городского телефона.
— Исаак, судя по всему, наше дело — табак, коли ты и в воскресенье тоже сидишь со своими чокнутыми, — гудел в трубке басистый голос его давнего приятеля, генерал-лейтенанта внутренней службы Бориса Куркова.
— Не табак, а махра, коли заместитель министра внутренних дел в воскресенье надумал звонить в психушку, — в тон ему отозвался профессор и чтобы не остаться в долгу с сердобольным ехидством поинтересовался:
— Надеюсь, с тобой всё в порядке?
— А что работы мало? Пациентов совсем не стало?
— Скажешь тоже. Умаялся…
— Исаак, — не слушая приятеля, перебивает Курков, — у тебя лежит гражданин по фамилии Артамонцев Мефодий…
— Ой, — сокрушённо вздыхает Гершфельд, — да отстаньте вы от меня. Завтра по всей форме представлю медицинское заключение…
— Какое заключение? — с недоумением спрашивает Курков и, очевидно, догадавшись, добавляет:
— Понял… Ну и как он?
— Знаешь, Боря, случай неординарный. По-моему, он совершенно нормальный человек… Только мне жалко его отдавать твоим ребятам.
— Исаак, дорогой, наши дурачки с ним перегнули… Он… Да что я?! Никуда не отлучайся. Через полчаса я буду у тебя! — Последние фразы Куркова прозвучали в тоне приказа.
И вот Курков напротив него. Он взволнован. Рука, извлекающая из кейса документы, едва заметно дрожит.
— Вот, Исаак, читай! Это пришло в субботу поздним вечером, — Курков протягивает лист с машинописным текстом.
Москва. МВД СССР. (Совершенно секретно)
На ваш запрос отвечаем. Артамонцев Мефодий Георгиевич — полковник, доктор философии, бывший сотрудник следственного Отдела спровоцированных стихийных явлений, созданного при Интерполе в конце 1972 года. Служебная кличка — «Красная сатана». Великолепный профессионал, организатор и интеллектуал. В период своей работы в Интерполе с 1973 по 1978 г. участвовал в раскрытии крупных преступлений. За ряд операций, осуществлённых Отделом, полковник Артамонцев удостаивался денежных призов ООН… В 1978 г., по просьбе Международного агентства по исследованию глобальных проблем человечества (МАГ), Артамонцев командирован был в их распоряжение для выполнения специального и сверхсекретного задания. В декабре 1978 г. он прибыл в резиденцию МАГа и был зачислен в его штат.
26 июля 1980 г. в Интерпол пришло сообщение о старте в Пространство-Время первого бихронавта планеты, доктора философии Мефодия Артамонцева. В тот же день МАГ распространил секретный документ всем правительствам мира, в котором просил спустить его как директивное и долговременное указание своим военным и сыскным ведомствам…
В означенном документе, в частности, указывалось следующее: «… п. 2. Дать указание военному командованию, руководству органов безопасности, полиции (милиции) и всем службам, осуществляющим сыск и следствие, при задержании (появлении) гражданина, назвавшего себя Артамонцевым Мефодием Георгиевичем, немедленно сообщить непосредственно в МАГ или в канцелярию Премьера (Председателя) своего правительства и до соответствующих распоряжений обеспечивать задержанному все требуемые им условия содержания. Подлежит информированию также всё, так или иначе услышанное о личности с этой фамилией…»
Изложенное приведено по настоянию Президента МАГа, которого я проинформировал о поступившем от вас запросе.
С уважением,
Шеф Интерпола, комиссар полиции Сильвио Скарлатти г. Нью- Йорк.
P. S. Вопрос частного порядка: чем вызван запрос?
Гершфельд пожирал написанное как изголодавшийся крокодил. Не без удовольствия смаковал каждую строчку. Курков, с интересом наблюдая за профессором, вытащил сигарету и закурил. Вид у него был такой, словно самое главное и более сногсшибательное он держит про запас. Так оно и было. Но чтобы помучить приятеля, начал он издалека.
— Так знай, Исаак, ему в 1986 году Президиум Верховного Совета СССР присвоил сразу два звания — Героя Советского Союза и генерал-майора. Между прочим в том Указе скобок со словом «посмертно» — не было.
Курков умолк, а потом с многозначительной задумчивостью, побарабанив пальцами по столу, сказал:
