с трагическими лицами, в парадных одеяниях. Торжественные. И немного нелепые. Нелепые?
Как странно. Да что с ней? Разве не этого она ждала, разве не это ей было нужно? Она не могла до них достучаться, призвать их на помощь. И вот они здесь. Сила Рода. Почему же она не рада? Почему у неё ощущение, что они ей только помешают?
Помешают в чём? Опомнись, Белинда. Род в опасности, разве не так?
Но какое ей дело до рода? И что значит род?
Что такое род? Что такое она сама?
— Как вы здесь оказались? — спросила она без интереса. Почти раздражённо. Но они ничего не заметили. Как всегда. Ничего не замечают, ничего не понимают. И только Энедина…
— Я же говорила, что у меня в океане большие связи, — протянула Ульрика.
(Всё как обычно. Ей почти скучно. И даже не почти).
— Да, припоминаю.
— Мы узнали, что ты приняла предложение… — вмешалась Лавиния.
— И поняли, что… что дело нечисто! — закончил дядюшка Магус — не слишком удачно, но зато весьма патетично.
— Действительно, нечисто, — усмехнулась Белинда. — Но вы опоздали. Я знаю, я чувствую. Это уже свершилось. (Да, на редкость глупо звучит. Но им понравится). Океан обрёл свою владычицу.
— Как?
— Кто?! — Опять сумятица. Лицо Лавинии застыло — скомканная кожаная маска. Ульрика полуоткрыла рот.
— Клотильда… — она помолчала. — Клотильда… приняла мой облик, и… — Нет, она решительно не может, не хочет об этом говорить.
Но они ждали.
И в этот момент — явилась она. Изгнанная и дрожащая от ярости.
Та, что одна была ей нужна. Нужна, чтобы вновь заглянуть ей в глаза и понять. Попытаться понять.
Клотильда.
— Клотильда?! — она удивилась — не меньше, чем напыщенная троица. Она ничего, абсолютно ничего не понимала. — Ты? Здесь? Но как же? Кто же тогда…
Клотильда не ответила. Её ненависть накрыла их, как ядовитый туман. И не стало ничего. Ни океана. Ни берега. Всё исчезло.
10
Корона
Они стояли на горной вершине. Облака остались далеко внизу. Со всех сторон раскинулось небо — бескрайнее, неизбежное, обжигающе — синего цвета.
И солнце, солнце — так близко, что можно лишь протянуть ладонь — и коснуться. Дымящийся огненный шар. Вокруг лежал снег, много хрустального снега. И от каждой снежинки солнечный свет отражался, взрывая её нестерпимым для глаз фейерверком.
Три фигуры, овеваемые яростным ветром. И напротив них — два фантома, две тени. Два лица, отражённые одно в другом.
— Что это? Как? — взвизгнула Ульрика.
— Клотильда, — пробормотал невнятно дядюшка Магус. — это она, она перенесла нас сюда… силой короны.
— Зачем?! Посмеяться над нами? — Ульрика была вне себя.
— Нет, — сказала одна Белинда.
— Нет! — отозвалась эхом вторая.
— Матушка.
— Матушка.
— Конечно! — Магус схватился за голову. — Как же я сразу не понял! Энедина!
— Энедина? — брезгливо спросила Ульрика. — Она нам что, так необходима? Неужели мы сами не справимся с этой… облезлой кошкой, укравшей корону?
— Думай, что говоришь! — простонал подавленно Магус. — Нам нужна сила Белинды, она глава рода.
— И что?
— Ты можешь сказать, какая из них Белинда?
— Я, — произнесла одна.
— Я, — откликнулась тут же вторая.
Ульрика хмуро взглянула на них. Ей и одна-то Белинда особо не нравилась, но сразу две… это, пожалуй, слишком.
— Понятия не имею, — признала она неохотно. — Их не отличишь.
— В том-то и дело! — дядюшка Магус безжалостно рвал свою бороду в клочья — Я не могу отличить их. И ты не можешь. И Лавиния. С кем же нам объединить свою силу?!
(Если бы только я могла сказать. Мне не нужна ваша сила. Мне хватит своей. Мне нужно лишь, чтобы вы узнали меня, узнали, кто я — чтобы я сама это узнала. Вот мы стоим друг против друга. Я и моё отражение. Но кто я?
О чём это ты?
Оставь в покое мой разум, Клотильда. Ты всё равно не поймёшь.
Но мне нужно знать, что ты скажешь. Чтобы сказать то же самое.
Не волнуйся, Клотильда. Этого я не скажу).
— Только Энедина сразу бы узнала свою дочь, — продолжал тем временем Магус. — Только она!
(Да, матушка. Да. Но это было бы слишком просто, не так ли)?
— Энедина не появится здесь. Здесь слишком много солнца!
— Согласна, — Ульрика закатила глаза, — у меня у самой уже голова разболелась.
— При чём тут ты! — осадила её Лавиния.
(Да, матушка здесь не появится. Тайны, которые она хранит, не должны обнажаться под этим безжалостным солнцем, которое словно сдирает кожу. Эти тайны должны храниться в темноте — чтобы можно было, найдя их, только нащупать, прикоснуться. Тайны, сокрытые в сердце земли. И мои тайны, они тоже заперты в моём сердце. Если бы только я сама могла)…
— Энедина не появится — и что нам делать?! Что делать?
— Но я зато здесь, — послышался голос — хрупкий и ломкий, как звон бокала.
— Анабель! — вскричал Магус.
— Анабель! — повторила Лавиния и за ней Ульрика.
Анабель босиком стояла на снегу, поджимая от холода то одну, то другую ногу. Золотистая цапелька.
— Мамочка спрашивает, что у вас произошло. Почему вы так… так беснуетесь. Вы её разбудили.
— О, Тьма! — Магус даже подпрыгнул. — Дитя, скажи ей… скажи Энедине, что мы в плену у Клотильды на какой- то горе. Что она держит нас силой Чёрной короны… Тьфу, не то! Скажи, что тут Белинда… две Белинды… Белинда и Клотильда в образе Белинды, и мы не знаем, какая из них Белинда!
Несколько секунд Анабель сосредоточенно молчала, только брови её то сходились сурово, то вновь разбегались.
Наконец, она заговорила.
— Мамочка смеётся, — сообщила коротко она.
— Что? — завопил возмущённо Магус.
— Что? — ахнула Лавиния.
