Но куда сильнее меня волновало другое. Передо мной стояла очень опасная задача: нужно было переговорить с харлекской ночной стражей, попросить стражников передать отцу весть о том, что Артус все еще жив.., и что поэтому ему надо бы отказаться от своего замысла убить или пленить Ланселота. Теперь это совершенно бесполезно.
Я опасливо оглянулась, посмотрела в сторону кубрика. Все тихо. Все огни на триреме погасили, чтобы никто не заметил корабля в заливе. Увы, я была должна нарушить эту тайну.
Как ни в чем не бывало я прошла на нос. Кивнула рулевому, прошла мимо него. К счастью, он не удосужился заглянуть мне под плащ – тогда бы он точно поинтересовался, зачем я прячу под полой маленький горящий фонарик. На всякий случай я заготовила ответ: я бы сказала, что перед сном всегда немного читаю, и у меня даже был с собой свиток – история строительства римских бань.
Добравшись до носа триремы, я убедилась, что за мной никто не следит, пригнулась, нырнула под канат, ведущий к бушприту, и осторожно ступила на влажное бревно. Я старалась не думать о том, сумею ли я вернуться на палубу и будет ли виден оттуда свет моего фонарика.
Старательно удерживая равновесие и не обращая внимания на волны, окатывавшие мои ноги при каждом покачивании судна, я на миг приоткрыла фонарик и тут же закрыла. После третьей попытки я наконец увидела ответную вспышку на берегу.
С помощью тайного шифра, которым пользовалась харлекская ночная стража, я отправила на берег послание.
– Анлодда. Весть для Горманта. Очень важно.
– Готовы принять весть, – ответили с берега.
– Неудача. Dux Bellorum жив. Повторяю. Dux Bellorum жив. Канастир мертв.
Долго-долго на берегу было темно. Наконец оттуда спросили:
– Ланселот на борту?
– Да.
– Кей?
– Да.
– Ваши корабли опасны для флота Харлека?
– Всего один корабль. Римская трирема. Матросы. Рыцари. Меровий, сикамбрийцы.
– Сколько?
– Пятьдесят, да десять матросов. – Я растерялась, затем задала собственный вопрос:
– Что случилось?
С берега долго не отвечали, затем, когда я не на шутку растревожилась, пришел ответ:
– Случайный пожар. Не очень опасный. Я вытаращила глаза. Что они такое болтали? Ведь огнем был охвачен почти весь город!
– Что мне делать? – спросила я. – Задача не исполнена. Артус жив, – добавила я, боясь, что вдруг в первый раз меня не поняли.
– Приходи, – ответили мне.
– В каком настроении Гормант? Он убьет меня за неудачу? Канастир, Артус. Ответили сразу же.
– Канастир, Гормант тебя прощает. Артуса убьешь позже.
Сначала я не поняла, о чем это они. Но тут меня осенило и мне стало совсем плохо.
Они что, не поняли, что Канастир мертв? Но как они могли подумать, что это Канастира отец послал убить Артуса?
Стражник не то знал о замысле Горманта, не то не знал.., если не знал, то не должен был ничего говорить, но если знал, то должен был знать и то, что это меня, Анлодду, послали убить Артуса!
В ужасе я бросила фонарик в море. Он зашипел и мгновенно утонул.
Единственным достойным объяснением происшедшему было то, что я переговаривалась не с харлекской ночной стражей, не с теми, кого высылал на берег отец, чтобы они поджидали меня с вестями об Артусе.
А если я переговаривалась не со стражей.., значит, переговаривалась я с теми, кто захватил мой город.., или с их союзниками-саксами.
Мой неизвестный собеседник несколько раз попытался возобновить разговор, но в конце концов сдался. И тут я заметила то, что напугало меня еще сильнее. Далеко на юге начал вспыхивать и гаснуть еще один фонарь. Шифр был ужасно сложный, я никак не могла разобрать, что говорят. Время от времени человек, державший фонарь, делал паузы, а это означало только одно: кто-то еще тайно посылал сигналы с «Бладевведд» на берег.
Я опустила глаза, посмотрела на черные волны. Черные, как вино, подумала я. Но нет, пожалуй, лучше было бы сказать «черные, как кровь».
Я снова потерпела неудачу… Сначала позволила страсти помешать мне исполнить мой долг, потом по глупости полезла на рожон и теперь подвергла опасности жизнь всех на корабле. Даже жизнь Этого Мальчишки.
Я смотрела на волны и гадала: каково это – броситься в воду, в ледяную воду и опускаться все ниже и ниже…
Никогда еще я не была так близка к тому, чтобы заколоть себя своим собственным клинком, как в этот миг, когда стояла на скользком бревне бушприта и смотрела на горящий родной город. При мысли о том, что
