что он забывает, что я такое же его дитя, как проклятый Канастир Каннло, прозванный Сторуким.
Он пригвоздил меня к полу взглядом, и его зеленые, как море, глаза были холодны и остры.
– Это поручение – не развлечение гостей или благословение очередной моей статуи. Нет, дочь моя, я думаю, это поручение тебе придется по нраву.
Он поманил меня. Прежде отец никогда не называл меня «дочь моя» (так он мог бы меня назвать только в том случае, если бы возжелал, чтобы я прибрала в авгиевых конюшнях или соскребла бы мох с харлекской башни). Я неохотно приблизилась, а он громоподобно прокашлялся и возвестил:
– Когда я был ребенком, Харлек был свободной страной и не покорялся никому, кроме собственного принца. Но теперь, куда ни кинь взгляд, от заснеженных северных гор до южных лесов, от рассветного моря до закатных равнин, что я вижу?
Я ждала, не понимая, к кому он обращается. Наконец он хмуро и раздраженно глянул на меня. Я моргнула.
– Ты видишь Рим, отец мой.
– Рим! – взревел он, и у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. – Этот Dux Bellorum – он наша погибель!
Он глубоко вдохнул, метнул усталый взгляд влево, потом – вправо. – Он, как тот ублюдок Вортигерн до него, отбирает у меня мою землю! Он протягивает мне руку дружбы, а в мою руку кладет камень. Мы не умеем скакать верхом, но Артус должен услышать об этом. Мы не умеем плавать по морю, но и это должен одобрить Каэр Камланн!
Отец умолк, ожидая, видимо, что я стану возражать, ибо я часто возражаю ему, когда он начинает злиться. Но на этот раз я всем сердцем была согласна с отцом. Шесть лет, с тех самых пор, как Кей маршем вошел в наш Кантреф, изгнал ютов, а потом как бы невзначай заставил Харлек поклониться Артусу и вступить в союз с ним, мы стали не более свободны, чем этот потрескавшийся от старости король Морг со своей женушкой Моргаузой, которая сидит в заложницах в Каэр Камланне.
Я не хуже отца знала, чего на самом деле хочет Артус: ни больше ни меньше – сжать весь остров Придейн в железной деснице! Он разослал свои легионы во все четыре стороны, чтобы остальные жители Придейна знали, кто ими правит.
Отец, заметив, что я молчу, заговорил вновь:
– И что же нам делать, дочь моя? Что делать Харлеку? Как нам изгнать захватчика вместе с его легионами и когортами?
Вопрос был легкий, и ответ на него был только один.
– Мы должны объединиться с дядей, – ответила я. – С твоим свояком, королем Лири из Эйра.
Мне это казалось вполне оправданным. Дядюшка Лири был мудр и изворотлив. Борода у него такая длинная, что поговаривали, будто бы она тянется через весь пиршественный зал, когда он садится есть мясо. Вернее, говорили, будто бы она покрывает все пятьдесят стропил, но мне всегда казалось, что страшно неудобно кушать, когда у тебя борода подвешена под потолком.
Но отец уставился на меня так, словно я назвала имя какого-нибудь скелета из царства мертвых, назвать которого по имени – все равно что вызвать его дух, – Лири? Лири… Лири… – проговорил отец, будто пытался припомнить, о ком речь, и нервно захрустел пальцами. – Где же я раньше слыхал это имя, а?
– Он покачал головой. – Забудь о своем дядюшке-богохульнике, ему нельзя
доверять. Ведь это он пустил в свою страну этого римлянина Патрика , который явился, чтобы насадить в Эйре поклонение иноземному божеству. В сердце его нет той боли, которая сжимает наши сердца, Анлодда. Его не интересует Харлек.
– Но, – возразила я, – он король Эйра, и этому наверняка посвящена вся его жизнь.
– Нет, Анлодда, дочь моя. Харлек должен сам решать свои дела, иначе нам никогда не стать свободнее, чем сейчас.
Я кивнула. Старик говорил правду, и это было так же невероятно, как если бы из лесу вышел медведь, уселся на пенек и принялся цитировать Виргилия.
– Против моей воли, – продолжал отец, – ты обучилась военным искусствам, так же как твой брат, мой возлюбленный сын.
Я не показала, каково мне стало при упоминании Канастира – отец скорее всего не ведал о том, что вытворял Сторукий много лет назад, когда мы были помладше и спали с ним в одной опочивальне. Сразу после того, как умерла мать. Или все-таки ведал?
– Конечно, я был бы счастлив, если бы ты выросла настоящей принцессой, Анлодда. Но я действовал, повинуясь приказам.., ну, то есть я хотел сказать, согласуясь с пожеланиями моего свояка, имени которого я называть не стану, – ну, ты понимаешь, о ком я говорю. И он затравленно глянул на запад, в сторону Эйра. А мы с дядюшкой Лири всегда были дружны, и он ни в чем мне не отказывал. Он делал какие-то предложения – а я отказывалась, и все делала по-своему. То есть мне так казалось. Мне хотелось, чтобы он так думал, а потом почему-то получалось, что я делала все именно так, как хотелось ему, и вдобавок при этом мне казалось, что я просто жутко умна, поступая так. В Лири было что-то магическое, так я думаю.
Когда он улыбался, морщинки на его лице расправлялись и становились видны его небесно-голубые глаза. И еще.., казалось, он никогда не замечает несчастий и неприятностей. Честное слово, он как-то раз ушиб палец о камень, так палец стал – из чистого золота! Неудачи всегда оборачивались для него удачами, и когда сгущались тучи, любому было бы лучше оказаться рядом с дядюшкой Лири.
Лири частенько поговаривал, что не будь я его племянницей, а он – моим дядей, он бы непременно на мне женился. Именно он уговорил моего отца отдать меня в обучение боевым искусствам.., вот только, хоть убейте, не припомню, я сама его упросила, или он добился того, чтобы я его упросила…
– Тебе скучно? – поинтересовался отец, оторвав меня от раздумий. Я заморгала, словно собака, которую застали на месте преступления – у шкафа в кладовой.
– Нет, отец, – солгала я. – Я думала о том, что ты сказал об Артусе.
