Шага три я держалась на ногах, потом упала и заскользила на животе. Это оказалось куда хуже, чем свалиться с Мериллуин. Наверное, Этому Мальчишке представилось, будто я ныряю в море со скалы, потому что он тут же бросился следом за мной с диким воплем. Нет, честное слово, по-моему, он считает меня глиняной статуэткой, способной в любой миг разбиться на куски! Но у меня не было возможности остановиться и сказать ему честно и откровенно все, что я об этом думаю.
Ланселот попытался резко встать на ноги. Он очень ошибся. Тут же повалился лицом вниз. Я-то и пытаться не стала — уж лучше на животе скользить, чем кувыркаться.
А полководец вляпался макушкой в стену. А я, представьте, ударилась головой о его подметки. Еще мгновение, и рядом с нами оказался Этот Мальчишка. Он явно боялся за меня, но молчал и ко мне не прикасался — все боялся осквернить мою царственную кожу прикосновением пальцев простого барда.
Нет, все еще хуже.., теперь он считает меня богиней и полагает, что прикоснуться ко мне — сущее богохульство. Была принцессой — стала богиней. И еще — я изменница из рода изменников.
Одно только грело душу — что Гормант не мой родной отец.
Ланселот встал, покачиваясь, словно Мерлин, когда основательно погостит в винном погребе.
— Послушай, — обратилась я к нему. — Ты уверен, что с тобой все хорошо?
— Еще.., как уверен.., никогда не чувствовал себя.., лучше, — соврал он, и протер глаза, которые у него жутко косили в разные стороны.
— Славно, — крикнула я и сообщила очевидное. — А вот и юты, что идут, чтобы расправиться с нами по-свойски.
Я так храбро говорила ради Этого Мальчишки, ведь он так обожает все римское. Но на самом деле у меня поджилки тряслись, и я была готова совсем не по-королевски дать деру, и оставить Кея и Бедивира на произвол судьбы. Это что же, моя «благородная» кровь во мне заговорила? Вообще-то, если честно, эти близнецы мне никогда не нравились, они меня «девчонкой» называли, и думали, что мне гораздо больше к лицу сковорода и горшки, чем меч или топор.
Какое-то мгновение ближайший к нам ют пялился на нас так, словно мы были неожиданно выросшими прямо у него под носом грибами. Но он быстро пришел в себя и заорал, и бросился к нам, а следом за ним его напарник.
Над моей головой пролетела стрела, а я пригнулась, наверное, через день после того, как это произошло, чувствуя себя той самой «девчонкой», какой меня обзывали эти двое мерзавцев. Но это я рассказываю только для того, чтобы вы лучше представили, как все было.
Ланселот вскочил на ноги, как скрученная пружина, с холодностью хорошо обученной охотничьей собаки, столкнувшейся с медведем, — только вот на месте медведя оказались двое до зубов вооруженных ютов.
Однако я все же не забыла о нашем первоначальном плане, и потому со всех ног бросилась к конюшне.
До лошадей было шагов сто, а разум мой опережал меня на бегу. Неужели я и вправду сумею лишить жизни двух сосунков, которым еще и двадцати не исполнилось? Я пыталась разжечь в себе боевой огонь, но добилась только того, что меня еще сильнее стала мучать совесть.
Пьяные юты были ничуть не лучше, но все-таки они были вооруженными воинами, вот-вот, и что они натворили, во что превратили мой любимый Харлек! Эти дети?
На полпути до мальчишек, я пригнулась и спряталась за светло-серым пони. «Я их спугну, — думала я. — И это будет ужасно. Тогда нам не сдобровать. Если Ланселот решил, что мальчишек следует заколоть.., то пусть сам это и делает».
Я быстро обернулась, чтобы удостовериться, что Этот Мальчишка жив и здоров.
А он словно в землю врос — ну как будто Зевс превратил его в рябину. Посмотрел на ютов, потом на Ланселота, потом — на меня. В нерешительности… Что ж.., когда мы наконец будем с ним вместе, я с этим разберусь. Может быть, мне все же удастся растопить лед в его сердце.
Он явно хотел сдвинуться с места, но не решался, потому что каждое из направлений казалось ему неверным! Тут я и сама застыла, обратилась в статую — так, словно Корс Кант вдруг стал Медузой, а у меня не было волшебного щита.
— Корс Кант! — позвала я его и поманила к себе.
Он смотрел на меня. Ну что он, к земле прирос? Ведь бард — не воин, так чего медлить? Бежал бы скорее ко мне и спрятался у меня за спиной!
А он вместо этого сжал кулаки и застыл, не шевелясь, совершенно беспомощный, рядом с принцем.
Я гневно возопила. Что я могла поделать? Мне бы теперь ни за что не поспеть назад вовремя! Оставалось только продолжать начатое дело.
Я пригнулась и помчалась с такой прытью, что обогнала бы и доброго арабского скакуна, и с полсотни пони. «Матерь Божья, — молилась я. — Пусть все получится, как мы задумали! Пусть они и вправду дорожат конями сильнее, чем этими двумя несчастными, угодившими в засаду!» Вы, конечно, понимаете, я не то чтобы так уж сильно переживала за то, что может стрястись с Этим Мальчишкой. Что мне за дело до него? Просто.., ну жалко все-таки, если бы такой молодой парень лишился жизни из-за дурацкой мужской показной храбрости. Видите? Я вам все-все рассказываю, чтобы все было честно!
Я превратилась в самую настоящую Маху, а может, в Горгону, бросившись прямо на мальчишек- конюхов. Волосы мои были перепачканы черной липкой грязью, в них застряли мелкие белые камешки, а вопила я почище демона из Ануфина!
Первый конюх попятился, и его синие глаза стали здоровенными, словно мельничные жернова, а еще — это я вам Королевской Кровью клянусь: его соломенно-желтые волосы стали цвета слоновой кости и вдруг легли крутыми завитками, его всего скрутило — и, похоже, парализовало на всю оставшуюся жизнь. Он бросился ничком на землю, закрыл затылок руками, ну и естественно, выпустил из рук поводья. Кони не преминули воспользоваться нежданно обретенной свободой.
А вот второй конюх оказался сущим гранитом, если первого я бы сравнила с мыльным камнем. Он был немножко посимпатичнее — ну это, конечно, если вам нравятся волосы цвета овса. Он расправил плечи и принял мой удар так, как подобает мужчине.
Увы, в том, чтобы быть женщиной, есть свои недостатки. Ну, к примеру, я уступала этому конюху весом фунтов пятьдесят. А я же — не моя тетушка Гвенабви — про нее говорят, будто она коров через плетень на пастбище переносит.
Я ударилась о мальчишку-конюха, словно картофелина о каменную статую, но все же успела обхватить его рукой за талию, развернулась и оказалась у него за спиной. А потом я подставила ему подножку и повалила на спину, сама оказавшись при этом внизу. Шум от нашего падения вышел такой, как если бы ночью, когда вы изо всех сил стараетесь уснуть, где-то в доме вдруг рухнула бы пирамида составленных вместе щитов.
Я обхватила конюха руками и ногами — со спины ни на что лучшее я не была способна — и врезала ему каблуком между ног.
Да, больно ему пришлось, и никакого удовольствия от пребывания в объятиях красивой девушки он не испытал. Он выкрикнул какое-то варварское ругательство, а я, как ни старалась освободить лошадей, никак не могла отогнать их от нас, сцепившихся в смертельной схватке. Глупые лошади преспокойно жевали травку и никуда бежать не собирались.
На краткий миг мне удалось бросить взгляд в ту сторону, где уже завязалась потасовка. Юты стояли и опасливо поглядывали на Ланселота — видимо, признали его. Они выкрикивали угрозы и потрясали мечами. Ланселот в ответ взревел и показал ютам свои здоровенные кулачищи. А я вспомнила о своих двоюродных братцах Брэдуэне и Сиане. Они, бывало, устраивали соревнования: кто кого переписает, и меня уговаривали судить эти турниры.
Этот Мальчишка встал за спину принца — ну хоть это сообразил, слава Богу! Но оба они, похоже, напрочь забыли о лошадях. Нет, правда!
— Корс Кант Эвин! — прокричала я. — Вспомни о нашем замысле! Помоги мне! Отпусти лошадей!
О нет.., с таким же успехом я могла бы вопить в духовку печки, благодаря ее за все хорошее. Но тут вскрикнул мой соперник, и я была вынуждена отвернуться от Этого Мальчишки.
Издавая боевые кличи, Кей и Бедивир наконец присоединились к потасовке. Как они вопили, я слышала, но самих их не видела. Не в силах отцепиться от своей жертвы, я перевернула его лицом к земле, чтобы
