— Эх, милая, а ну-ка, зажжем!
— Ой, — Марьюшка вдруг застеснялась. — Да и не умею я так…
— А я, что ль, умею? — обхватив жену, Ратников закружил ее до смеху, поцеловал, поставил на пол. — Тут и уметь-то ничего не надо — знай с ноги на ногу переступай да руками этак помахивая… оп, оп… вообще мало кто, Машенька, у нас танцевать умеет. Это все на чертовом Западе самбу да румбу танцуют, сальсу всякую. А у нас… У нас редко кто так умеет, потому и стесняются все — выпьют, свет погасят. Чтоб значит, не так позорно пляски их выглядели… Ну, давай-ка… вот этак вот ногою притопни…
— Вот-вот, молодец, получается!
— Ой!!!
С увесистой палкой в руках в дом вдруг ворвался Олекса:
— Держись, боярин! Где тут враги? Ничего, отобьемся!
Ратников выключил музыку:
— Ты чего, парень? На солнышке перегрелся? Не видишь — пляшем мы!
— А-а-а-а! — явно смутившись, парнишка уселся на лавку и поставил дубину в угол. — А я слышу — будто бы орет кто-то, кого-то бьют…
— Это музыка такая, Олекса, Маша уселась рядом, успокаивающе погладила парнишку по руке. — Как у нас, в Новгородчине, — калиновый перепляс или ящерины песни, помнишь ведь?
Марьюшка поднялась, начала притопывать, прихлопывать, запела:
Ухватила Олексу за руку:
— А ну-ка повеселись с нами!
— Ой, боярыня… стыдно мне… Да и с чего веселиться-то? Неужто сегодня праздник какой?
— А у нас каждый день — праздник! — Миша уже подскочил с наливкой, налил по стопкам:
— А ну-ка… За здоровьишко! Оп! Хорошо пошла… Еще по одной?
— Ой, хватит, хватит…
— Ну, давай, Олекса, покажи хваленый ваш калиновый перепляс!
После третьей стопки уговаривать парня уже не пришлось. Пригладив волосы — экий гарный хлопец! — Олекса прихлопнул, притопнул и принялся выделывать такие коленца, что всякие там репперы- брейкеры обзавидовались бы, ежели б увидали.
Марьюшка тоже пустилась в перепляс, а Ратников захлопал в ладоши.
— Оп, оп, оп!
А потом врубил музыку… ремикс «Бони-М».
— А ну, давайте-ка… Санни… Ай лав юу-у-у…
Наплясавшись, утомились, подхватив раскрасневшуюся супружницу, Михаил повалился на тахту, Олекса же, тяжело дыша, уселся на лавку…
— Здравствуйте! Вот не знал, что у вас тут дискотека.
В дверях стоял Артем — яркий, словно солнечный лучик, в желтой футболке и темно-голубых шортах. Стоял и щурился — бьющее в распахнутое окно солнце попадало ему прямо в глаза:
— Иду… слышу — музыка.
— А, Тема! — Маша вскочила на ноги. — Это они меня плясать учили… Садись с нами обедать.
— Так рано еще… — мальчишка похлопал ресницами. — Ты ж, Маша, сказала — за черникой сегодня пойдем.
— Пойдем, а как же?! Я ж обещала, помню…
— Привет, Артем, — Ратников поздоровался с гостем за руку и кивнул на Олексу. — Знакомься… Двоюродный племянник с Севера приехал. Он там в оленеводческом техникуме учится.
Артем снова моргнул:
— Неужто в оленеводческом?
— Шучу… Ну, в общем, знакомьтесь, его Олекса зовут…
— Очень приятно. А я — Артем.
— Только ты, Артем, тссс… никому в поселке про Олексу не говори, понял? — сделав страшные глаза, предупредил Михаил. — Есть, видишь ли, одна девчонка… в невесты к Олексе нашему набивается… вот он от нее сюда и сбежал, а та, невеста, ищет!
— Да что вы такое говорите, дядя Миша, — парнишка обидчиво нахмурился. — Неужто я скажу хоть кому-нибудь? Я же не болтун! Да и вообще, кроме Маши и вас, ни с кем особенно не общаюсь.
— А ты вот так и собрался за ягодами… в шортах?
— Так в лесу-то — сушь!
— А комары?
— Ой… — Артем озадаченно почесал затылок.
— Ладно, — Ратников хлопнул его по плечу. — У нас спрей имеется… Я вот чего думаю, Машенька… А что, если нам на Танаево озеро съездить? Черники там, говорят, тьма!
— На Танаеве-то? — задумчиво переспросила Маша. — Что-то не слышала.
— Поедем, поедем, — Михаил уже ходил по горнице кругами. — Собирайтесь! Ты, Олекса, тут пока побудь за хозяина, а мы съездим. Заодно — поищем кое-что, посидим… На Танаеве-то и искупаться можно… О! Пива заодно по пути прикупим, а то кончилось.
Яркое солнышко, проникая сквозь темно-зеленые кроны высоких сосен, рассыпалось мириадами лучистых изумрудных, голубых, янтарно-желтых брызг, таких же, как и усыпанные прошлогодней хвоей тропки, поросшие с обеих сторон густыми, отбрасывающими иссиня-черные тени папоротниками, среди которых жужжали шмели, порхали бабочки и темно-голубые, с иллюминаторами-глазами, стрекозы.
Пахло жимолостью, тягучей сосновой смолою и барбарисом. С озера несло свежестью, однако денек выдался жаркий, даже здесь, в лесу, бросало в пот. Хорошо хоть озеро рядом.
Пошарив в кустах, Ратников вытащил из кармана куртки баночку «Холстейн», откупорил… Ах!!! Ну до чего же благодатный напиток, особенно сейчас, в жару! Уфф…
Ну до чего ж хорошо кругом!
— Дядя Миша… А вы ведь не чернику ищете!
— Я? С чего ты взял?
Склонив голову набок, Артем смотрел на Ратникова и улыбался:
— Да так. Я же не дурак, вижу.
— Хм, — Михаил уселся на старый, поросший серовато-зеленым мхом пень и сделал долгий глоток. — Ну, и что же ты видишь?
— А все… — мальчик хитро прищурился. — Черника во-он там, где не так сухо… где Маша и я вот был… А вы все вокруг тропинок ходите-бродите, но кустам шарите — ясно, ищете что-то. Что-то такое потеряли? Вы мне скажите, дядя Миша, я вам помогу, ну вот, честно-честно! У меня глаза знаете какие зоркие — ого-го! А вы уже это… в возрасте…
