сигаретным дымом!
И на поляне прямо из воздуха материализовался, возник — именно возник, вот как Михаил с Олексой возникли! — плечистый мужчина с квадратным подбородком и такими же квадратными плечами, одетый в серый приталенный плащ вполне современного покроя и кепку. В руке визитер держал небольшой чемоданчик — коричневый, старинного типа, с блестящими металлическими застежками и уголками, таких чемоданов полным-полно на шкафах у всех наших бабушек-дедушек. Но этот был новый, ослепительно новый. На уголках вдруг отразилось только что вышедшее на небо солнышко… Мужчина снял кепку, прищурился…
И Ратников едва сдержал крик! Узнал… еще бы…
Кнут! Кнут Карасевич! Старинный, с новгородских еще времен, враг, садист и убийца, опытный людокрад и доверенное лицо боярыни Ирины Мирошкиничны!
Ах ты, гад…
Кто-то повелительно крикнул. Вскинув лук, затаившийся кнехт ловко пустил стрелу… угодившую работорговцу в грудь! Миша только головой тряхнул — ну и дела, однако. Кнут Карасевич пошатнулся и, выпустив из рук чемодан, медленно повалился навзничь. Радостно загомонившие тевтонцы бросились к нему со всех сторон. Ага… вот на кого, значит, была засада! Ну, не повезло тебе, Кнут… и поделом!
Бабах!!! Утреннюю тишину, едва тронутую людским гомоном и пением птиц вдруг разорвал выстрел! Потом — еще один, и еще!
Вот упал на бегу один кнехт, смешно перевернулся через голову, застыл… За ним повалился другой его сотоварищ… еще один…
Бах! Пришла очередь и сутулому монаху!
Ратников аж привстал, вытянув шею. Картина того стоила: казавшийся мертвее мертвого визитер, сбросив плащ, под которым оказалась кольчуга, прицельно выстрелил в тевтонцев из парабеллума. Да-да, это был именно парабеллум, Миша хорошо разглядел…
Не так-то и глубока, видать, оказалась рана! Или и не было никакой раны, и людокрад просто умело притворился?
Снова выстрел. На этот раз, судя по всему, мимо. Пора бы уже и закончиться патронам… или имеется еще и запасная обойма? Да нет… похоже, что нет…
Впрочем, кнехты тоже не оказались такими уж потрясенными… Вот поднял голову один, другой… Снова засвистели стрелы.
А ведь точно — патроны кончились! Сунув парабеллум за пояс, Кнут Карасевич подхватил чемодан и, петляя, как заяц, со всех ног бросился к озеру.
Туда бежал, туда… к плесу…
Тевтонцы — те, кто еще был жив — нимало не растерявшись, понеслись следом. Ну а за ними, чуть выждав, и Михаил.
Разбойник бежал быстро, очень быстро, ловко перепрыгивая через овражки. Вот метнулся к болотине… гад! Там же шалаш! Нет, снова свернул… Опытный. Прячется за деревьями — попади в него тут, попробуй!
Вот и пляж, плес… Ага! Кнут уже без чемоданчика — видать, сбросил где-то… остановился, быстренько скинул сапоги, кольчугу — ах, как блеснуло, прямо больно глазам! Оглянулся, ухмыльнулся и, бросившись в воду, поплыл, умело загребая руками.
Погоня замешкалась. Лучники выпустил пару стрел… безрезультатно. Выбежал на берег запыхавшийся монах с чемоданом… ишь ты, подобрал все-таки… Что-то отрывисто приказал… Трое кнехтов скинули одежку, вошли в воду… Только, увы, поздно. Из-за мыса уже выгребала узенькая рыбацкая лодка. К ней-то как раз и плыл Кнут Карасевич. По всему, «рыбачки» именно его тут и ждали. Подплыл, перевалил через борт. На лодке заработали веслами, подняли парус…
Монах возвел глаза к небу, сплюнул и гнусно выругался.
Глава 6
Лето. Чудское озеро
КРОВЬ
Конкретность всякого исторического объяснения означает, что наш мир состоит из действующих сил, из центров действия, которые только и могут быть действующими причинами, в отличие от абстракций.
— Вот это вещица! Блестит, спасу нет… Для чего вот только? Однако орехи колоть ей хорошо будет!
Сидя на бревне, у погасшего еще с вечера кострища, Олекса любовался парабеллумом. То подбрасывал пистолет вверх, то заглядывал в ствол, одновременно дергая спусковой крючок…
— Эй, эй! Ты не очень-то! — выбравшись из лесу на поляну, Ратников первым делом отобрал у парня оружие, вытащил пустой магазин, передернув затвор, убедился, что патрона в патроннике нет, а уже потом, переведя дух, спросил: — Где взял?
— А там нашел, на тропинке, — беспечно отмахнулся подросток. — Присел по большой нужде, гляжу — блестит что-то… А что это, Мисаиле-боярин? И вправду — орехи колоть?
— Можно и орехи, — оторвав от рубахи подол, Миша хозяйственно завернул оружие в тряпицу и, подумав, сунул под бревно. — А можно и по голове кому-нибудь дать!
— Однако по голове неудобно…
— Тебе, например, чтоб с незнакомыми штуковинами не игрался!
— С чем не игрался?
— Все, проехали, парень, давай-ка черниц поедим да пройдемся… поглядим тут, что к чему!
— Приплыл кто? — Олекса тут же преобразился — вот только что сидел расслабленный, добродушно- вялый, улыбался совсем по-детски щурился, ни дать, ни взять ленивый двоечник на последней парте… а вот, предположив про чужих, резко собрался, свел скулы, глазами сверкнул серьезно, так, что сразу стало ясно — воин!
— Да уж, приплыли…
Михаил кратко рассказал парню о том, что случилось утром, не особенно акцентируя внимание на деталях. Ну, зачем Олексе знать, откуда именно появился Кнут и кто он такой? Просто высадились на острове тевтонцы, устроили засаду, в которую едва не угодил один черт… ловким оказался, ушел.
— Прямо так вот и уплыл на рыбацкой лодке? — не поверил юноша. — Тогда уж ясно — рыбачки эти его и ждали.
Умен!
— А кнехты что? У них же тоже ладья!
— На другой стороне.
— А-а-а… Опростоволосились, значит. Так им и надо, собакам. Девку зачем убили?
— Ну, девку и не они, может…
Олекса вдруг вздрогнул, вскочил:
— Батюшка-боярин! Так нам это… пастись надобно, вдруг да кнехты…
— Нет, не придут, — отмахнулся Ратников. — Они всех своих убитых-раненых подобрали, да на ладью. Уплыли.
— Ого! — подросток уважительно покачал головой. — У них, значит, и убитые, и раненые… И все — один? Это великий воин!
Михаил лишь усмехнулся: с парабеллумом против копий все великие. Хотя да, храбрости Кнуту не занимать… как и наглости, и злости, и откровенного садизма… Кнутом его за то и прозвали — любил кнутишком побаловаться, постегать… особливо молодых девок.
