наверное, уже не успею. Ну, вы им передайте, что со мной да как, ладно?
– Хорошо, хорошо, передам.
Тамара была в квартире одна, убиралась. Открыла дверь в косынке, в коротком полупрозрачном платьице. Тихомиров, войдя, поставил бутылку на пол – женщина и внимания не обратила.
– Ой, Максим. А тебя председатель спрашивал.
– Некогда мне, Тамарочка. Попрощаться зашел – уезжаю с другом на заработки.
– Н-надолго? – Что-то в глазах у женщины дрогнуло, хоть и не было меж ней и Максимом никакой любви… так, отношения.
– На месяц. Может, на полтора.
– А-а-а… – Библиотекарша с видимым облегчением улыбнулась. – Что хоть за дело-то?
– Очень неплохое дело, извини – долго рассказывать, да и не хочу сглазить. Побегу я – приятель на машине во дворе ждет.
– Ну что ж… удачи!
– Слушай, сумки у тебя никакой нет?
– Найдется.
Оба обнялись, поцеловались… пожалуй, для просто дружеского этот поцелуй был слишком уж долог, а для любовного – короток. Что и говорить, такие вот непонятные отношения.
Конечно же, никакая машина Макса во дворе не ждала, он так и пошел, осторожно поставив бутылку с цветочками в сумку. Шел долго, лишь когда начало темнеть, свернул к знакомому дому на улице Солдата Корзуна. Постучался…
– Кто там?
– Это я, Максим, Евгения Петровна.
– Максим?! – Женщина, тут же отворив дверь, распахнула объятья. – Ну слава богу, хоть навестил, явился. Ну, садись, почаевничаем… Рассказывай, где ты, как?
– Да сейчас, увы, снова нигде и никак, – честно ответил гость.
– Ничего! Перебедуем. Живи у меня – только рада буду.
– Я не надолго, Евгения Пе…
– Зови меня – тетя Женя, уж по-простому, без церемоний. Стара уж я для церемоний-то, стара…
– Ой, ну какая ж вы старая?
– Да ты проходи, проходи, не стой. Что у тебя в сумке? Цветы? Сейчас на подоконник их, в вазу… А потом и в горшок высадим. Вот только… – Пенсионерка неожиданно сконфузилась. – У меня в большой комнате не прибрано, грубо говоря, там дрова.
– Дрова?!
– Ой, забыла сказать – Леночка по зиме еще заезжала, не одна, с парнями какими-то. Хорошо одета, веселая… Про тебя, кстати, спрашивала, я сказала: не заходил. И вот парни эти дрова привезли, в комнату загрузили, потому что некуда больше! Не на лестничной площадке же оставлять – украдут мигом. Они, правда, не колотые, так я мальчишек знакомых наняла… Да за зиму-то все и не стопила, так что бардак в комнате, бардак…
– Ничего, Евге… тетя Женя! Я и так перебьюсь и вам в тягость не буду – уж точно.
Сразу же, на следующий день, Тихомиров начал искать работу. Он не хотел сейчас прятаться где-то в прошлом, хотя и мог бы – но там-то его и ждали! Востриков? Это он – предатель? По крайней мере, было очень похоже на то. Значит, не только Евсеев связан с творцами кокона (а как «их» еще-то назвать?), но и добродушный с виду председатель ТСЖ, столько сделавший для простых людей. Действительно много. И все чаще люди приходили из соседних домов, просились, чтоб взяли в товарищество. А «те», кто устроил весь этот кавардак, спокойно все это терпели. Не знали? Сомнительно – зачем тогда наезжали курьеры? Евсеевские, уж конечно, докладывали обо всем. Кстати, если истинные хозяева мира негласно поддерживали Вострикова, если он поддерживал с ними некие, пока еще не совсем понятные отношения, это объясняло многое. И то, что ТСЖ еще до сих пор не прихлопнули, и мелкие евсеевские пакости вместо серьезных наездов. Так, отвлекали внимание – вот, мол, как трудно приходится честным и порядочным людям.
Да-да, это как два следователя, «злой» и «доб
Впрочем, а что сразу председатель? Какие такие есть основания его подозревать? Значок этот дурацкий… и все! Чушь какая… И в самом деле, может, сплошные совпадения тут? А внезапно пропавшая в прошлом невидимость вскоре опять восстановится… или не восстановится, но откуда же знать, какие законы действуют в том мире? Так что все подозрения в отношении Вострикова следует признать весьма шаткими и вилами по воде писаными.
И, тем не менее, Максим решил не рисковать. Раз уже почти все готово для дерзкого рейда, для внедрения, так сказать, в среду, то не нужно сейчас никаких обострений. Не при делах Николай Петрович? Прекрасно! Как-то с кем-то связан? Ну, тогда и черт с ним… Парней только жалко, пенсионерок, Тамару… Впрочем, не так уж они и плохо устроились, даже если председатель и казачок засланный. Очень даже неплохо – под таким-то несокрушимым покровительством, только позавидовать можно. Правда, заботу эту наверняка рано или поздно придется отрабатывать. И неизвестно еще, каким образом.
Тихомиров принял решение залечь пока на дно. Жить стал у Евгении Петровны – о ней никто в ТСЖ не знал, а работу неожиданно нашел у метро «Проспект Ветеранов» – крутить карусель.
Выгодное для хозяев, – а ходили они, естественно, под Евсеем – оказалось дело! Люди, несмотря ни на что, хотели развлекаться, а уж маленькие дети – тем более, и плевать им было на какой-то там туман, на голод и людоедство, вспыхнувшее весной с новой силой.
Стаи вконец опустившихся нелюдей охотились на больных и слабых, в первую очередь на детей и подростоков. Опасно было появляться в центре, где много подворотен и проходных дворов, вот там-то творился самый настоящий мрак, ужас, по сравнению с которым жизнь на окраинах казалась истинным раем.
По всему городу ходили самые мрачные слухи о бандах пожирателей людей, промышлявших на Васильевском и Петроградской, говорили о каких-то жутких ритуалах, кровавых оргиях и даже об омерзительных бойнях, на которых разделывали свежепойманную человечинку – похоже, дело было поставлено на поток. Правда, большинство считало подобные байки гнусными небылицами… однако в центр почему-то никто не ходил и не ездил.
Тихомиров наведался к метро по совету тети Жени – там располагался блошиный рынок, толкучка, на которой можно было обменять все на все. Максим искал советские деньги – так, на всякий случай, «там» они должны были пригодиться. Евгения Марковна посоветовала найти на рынке своего старого знакомого по работе по фамилии Чарский: он распродавал там недурные копии известных картин.
– Импрессионистов в основном, он на этом деле давно помешан был. Да и коллекционер – со стажем, деньги старые точно у него были, не знаю, зачем уж они вам… Только вы, Максим, ради бога не говорите, что от меня, – Анатолий Иванович знакомых стесняется. Не хочет, чтоб видели, как он на базаре торгует, – старой советской закалки человек. Так что уж вы, голубчик…
– Не скажу, не скажу, тетя Женя! Как хоть ваш Чарский выглядит-то?
– Смешной такой, седенький, в коротком плаще. Ну, вы его по картинам узнаете.
Так вот Максим и шел к метро, вытянув шею, – все высматривал нечто, напоминающее вернисаж. Да, еще искал что-нибудь Женьке – типа презент. Что-нибудь такое… Джинсы что ли… Вон, кстати, вполне
