Лада Алексеевна испытала небывалый подъем настроения и победно оглядела зал. По залу прокатился гулкий «У-у-у-у-х!». Кротов, не понимая до конца, что же произошло, хватал ртом воздух и тянулся рукой к телефону, затем к судье, а затем к сердцу.
Павлов тоже был ошарашен, но держал себя в руках. Он понимал, что процесс принимает совершенно другой оборот. Нужно было действовать. Он снова взял инициативу в свои руки. Подошел к судье и протянул руку к бумагам. Она отдала их. Артем взял документ и, повернувшись к журналистам, сказал:
– Этот документ наиболее доходчиво объясняет, кто настоящий наследник, а кто предатель и обвиняемый в убийстве! Общеизвестно, что лицо, покушавшееся на жизнь наследодателя, лишается права на наследство! Это требование закона!
Нотариус
В этот момент у него зажужжал телефон, поставленный в беззвучный режим. Павлов быстро пробежал глазами сообщение. Улыбнулся. А журналисты взревели. Весь зал превратился в клокочущий котел. Напрасно судья стучала молотком. Но ей на помощь пришел Павлов. Он поднял руку и стоял молча, стиснув зубы. Он был готов мстить за испытанное унижение.
– Это первый аргумент против позиции истца. А второй состоит в следующем. – Он развернулся лицом к судье: – Ваша честь, прошу пригласить в зал судебного заседания свидетеля, который может решить этот спор, простите, ваша честь!
– Это кто же, позвольте узнать?!
– Это нотариус Надежда Петровна Говорова. Она ждет в коридоре.
– Пристав, загляните в коридор! Если увидите нотариуса – пригласите!
Через мгновение перед очами судьи Данильченко стояла женщина приятной наружности. Она держала в руках дамскую сумочку и папку. Прошла за трибуну и встала перед судьей.
– Ваша честь, я прошу прощения, что не смогла раньше явиться и разрешить этот вопрос. Я была в больнице на операции. Спасибо адвокат из коллегии Павлова сообщил мне, что идет процесс. Так вот, я теперь хочу сообщить, что у меня хранится завещание Алены Игоревны Сабуровой. Составлено оно за полтора года до смерти. Ваша честь, могу ли я его вскрыть здесь и сейчас, чтобы уже окончательно избавить родственников от необходимости судиться?
Судья подняла свои дугообразные брови-ниточки:
– Ну что же, давайте! Стороны, вы, надеюсь, не против?
Павлов и Кротов как по команде мотнули головами: «Нет!»
– Ну, тогда читайте. Мы вас ждем!
– Итак, завещание. Составлено… собственноручно… Все свое имущество, в чем бы оно ни состояло и ни заключалось, обнаруженное ко дню моей смерти, завещаю Елене Игоревне Москвиной, воспитаннице детского дома номер пятнадцать. В случае ее усыновления опекунами назначить ее усыновителей.
Миллиардер
Игорь Петрович понятия не имел, что прямо сейчас решается вопрос, кто станет миллиардером. Его заботило одно: приемная дочь. Именно в эти минуты он отдал директрисе детдома весь пакет бумаг, и она впервые не стала ничего возражать, а просто послала за Леночкой.
– Помнишь меня? – опустился Игорь Петрович на корточки перед ней. – Мы приходили с тетей Аленой.
– Да. – Девочка кивнула и хлопнула длинными ресницами, хотя она могла и не видеть мэра с женой.
– Будешь моей дочкой?
– Буду.
Игорь Петрович осторожно обнял ее, прижал к себе и поднялся с корточек.
Она пахла столовским компотом, подгорелой молочной кашей и… ребенком.
– Надеюсь, что больше вас не увижу, – вместо прощания произнесла директриса.
– Не увидите, – вместо прощания пообещал Игорь Петрович и шагнул в предупредительно открытую охранником дверь.
А когда они подошли к машине, там стояли крепкие ребята в штатском.
– Что… опять? – поджал губы Лущенко. – Сколько можно?
Ребята молча предъявили удостоверения работников ФСО, но Лущенко лишь покачал головой:
– Нам не о чем с вами разговаривать. Все, в чем я мог повиниться, подшито в судебном деле. Оставьте меня в покое.
Но ребята не могли оставить его в покое, и спустя несколько часов Леночку, с трудом оторванную от приемного отца, развлекала вся кремлевская караулка, а Лущенко напряженно сидел перед президентом. Тот держал руки на столе, а вся его поза выражала дружелюбие и готовность к плодотворному диалогу.
– Вы намерены вернуться к исполнению обязанностей мэра?
– Я законно осужденный уголовник, – покачал головой Игорь Петрович Лущенко. – Ваш суд признал меня преступником.
– Суд не мой, – возразил президент.
– Конечно, немой, – согласился Лущенко. – Суд немой, Фемида слепая, а прокурор глухой, а я… я… я – просто крайний.
