Мальчишку звали Эльмунд, Эльмунд, сын Ингульфа.
О, как вспыхнули глаза парнишки, когда Александр закатал рукав туники, показав точно такую же татуировку — штурвал, ленточка с якорями, надпись. Только это была правильная надпись: «Товарищ», а не «Тобариш», как у Эльмунда. Ингульф сделал татуировку по памяти.
Они тогда сразу же пошли в таверну, в «Ногу повешенного», она как раз находилась недалеко, и первое, что спросил хевдинг: кто у парнишки отец?
— А тебя как зовут, уважаемый? — Подросток хитро прищурился, наверное, все еще до конца не верил.
— Александр, — просто отозвался Саша. — Александр Рус. Твой отец, Ингульф, был моим другом и братом. Ты не хочешь сказать, что с ним?
— Я не знаю. — Мальчишка растерянно захлопал ресницами. — Говорят, он был схвачен и казнен как заговорщик. Мы жили в Гадрумете, скрывались. Его узнал некий Алагис-хевдинг — случайно встретил на рынке. Или не случайно, может, выдал кто-то из своих через пять лет после разгромленного мятежа. Но никто никогда не видел отца распятым! И потом лично Гуннерих приказал умертвить мою мать… И меня.
— А кто была твоя матушка?
Парнишка гордо вскинул голову:
— Эрмендрада, дочь Готбальда Старого. Внучатая племянница Гейзериха.
— Тсс! — Александр тревожно оглянулся и приложил палец к губам. — Не говори об этом так громко, здесь и у стен могут найтись уши. Значит, твоя матушка — родственница правителя. Выходит, и ты…
— Выходит, и я, — пожал плечами мальчишка.
— Знаешь, парень, этим вовсе не стоит хвастаться! Наоборот, о твоем родстве стоит поскорее забыть, слишком уж оно опасно.
— Я знаю, — тихо промолвил Эльмунд. — Моей бабушкой была сестра Гундериха, правителя асдингов и си…
— Тише! — Атександр поспешно зажал мальчишке рот. — Умоляю тебя, тише! Не стоит трепаться о своих родичах в таких местах, где твои слова может услышать кто попало.
— Но ты же не кто попало! Ты же побратим отца. Он о тебе много рассказывал, мне тогда было лет пять, наверное. Но я запомнил! Отец говорил, что ты исчез, ушел в свою небесную страну, чтобы никогда уже не вернуться.
Молодой человек опустил глаза. Да, именно это он и сказал тогда побратиму Ингульфу перед тем, как попрощался.
— А я вот почему-то знал, что когда-нибудь тебя встречу! — неожиданно улыбнулся подросток. И тут же нахмурился: — Только не думал, что так… Ты служишь Гуннериху?
— Нет. — Александр отозвался, не задумываясь. — Только себе. И тем, ради которых живу. Я здесь с важным делом, а друзья мои затерялись в военных походах. Каждый человек ценен и… Если у тебя, Эльмунд, нет важных и неотложных дел, то я хотел бы попросить: не согласился бы ты кое в чем помочь мне?
— О, конечно же! — Лицо мальчишки озарилось радостью.
Он был очень похож на отца, светловолосый, худенький, с таким же вздернутым носом. Только глаза — блестящие, густо-карие, — наверное, в маму.
— Клянусь Святой Троицей, — Эльмунд даже привстал. — Я сделаю все, что ты попросишь, ибо ты — единственный друг моего отца, брат даже! Матушка говорила, как отец сокрушался, что тебя не было на их свадьбе.
— Ты клялся Троицей? — тихо спросил Саша.
— Да! Я католик.
Час от часу не легче! Мало того, что сын заговорщика и опасный королевский родич, так еще и это… Быть католиком в царстве ариан чревато неприятностями.
— Идем отсюда. — Подождав, когда парнишка насытится, Александр расплатился с трактирщиком и, быстро поднявшись, вышел.
Эльмунда не пришлось долго ждать.
— Ты сказал, пять лет без родителей. Где ж ты все это время жил, что делал?
Подросток опустил глаза:
— Можно, ты не будешь об этом спрашивать?
— Хорошо, не буду. Тогда идем, пока поживешь у меня. Если, конечно, не передумал.
— Нет-нет! Не передумал, что ты! — Эльмунд выкрикнул это поспешно, испуганно. Как будто боялся, что неожиданно обретенный родич вдруг возьмет и исчезнет.
— Нам сейчас налево… Вон за тем прекрасным храмом!
— Это церковь еретиков!
Ишь ты…
— Нам сейчас — по лево, — забывшись, Атександр произнес по-латыни.
— Надо говорить «влево», а лучше — «налево», — тут же поправил Эльмунд. — Матушка меня учила ромейской речи.
— Тебе придется немного поизображать моего слугу.
— Как прикажешь!
Ну хоть с этим, наверное, проблем не будет.
Паренек был в чем-то очень наивен: взял да пошел с вовсе не знакомым, по сути, человеком. Ну и что, что «Товарищ» на левом предплечье? А вдруг…
По пути Эльмунд постоянно скашивал глаза и радостно улыбался. Ну еще бы ему не радоваться: внезапно обрел родственника! А до этого жил, потеряв все…
Как именно жил? Да просто-напросто выживал, одиночка здесь никому не нужен. Скорее всего, нищенствовал или пристал к какой-нибудь шайке и промышлял разбоем, других вариантов нет. Потому и рассказывать ничего не хочет. Ладно, до конца весны время есть.
А вдруг повезет хоть что-нибудь узнать об Ингульфе? Только осторожно, под видом борьбы с остатками заговора. И не по своей воле, вестимо — подобная инициатива здесь вызывает самые обоснованные подозрения. А зачем привлекать ненужное внимание? Вот если только мягко, почти незаметно, натолкнуть начальство на нужный приказ…
Что Саша и сделал уже через пару недель после встречи с сыном Ингульфа.
~~~
Как обычно, по вечерам они сидели втроем в «Черепе» или «Вишне». Александр и его коллеги- соперники — Эвдальд Корабельщик и Манций Зерно лениво потягивали вино, посмеивались, обсуждали последние сплетни, в общем, как старые друзья-приятели, но каждый из троицы имел всякие основания подозревать других в наушничестве и наушничал сам.
В том числе и Саша: а как же иначе он мог отвечать на вопросы Гуннериха об этих двоих? Правда, по-крупному он их не закладывал, так, по мелочи — о девочках, о пьянстве и прочем, — кто другой и грехом-то не счел бы подобное. Но Гуннерих мотал на ус все!
Что же докладывали о нем самом, Александр не ведал. Впрочем, ничего особо страшного наверняка в тех доносах не было. Потому что, если бы было, так наследник-то на расправу скор!
Сначала обсуждали каких-то пьяниц, не столько с укором, сколько с веселым сочувствием, потом перешли на недавнюю драку, случившуюся то ли в «Ноге», то ли в «Черепе». Потом, как-то сама собой — при умелом Сашином направлении — беседа перекинулась на давний заговор, искры которого, как всем почему-то казалось, еще тлели.
— Да-да! — распаляясь, бил себя в грудь Эвдальд. — Не все, не все еще погасло, еще теплится пламя. У казненных остались братья, дети, племянники и прочая родня, а ведь все знают, что дурную траву надо вырывать с корнем!
— Все правильно! — охотно поддакнул хевдинг. — Нам всем нельзя слишком расслабляться.
На следующий день Гуннерих вызвал их всех! И поручил каждому, наряду с прочими делами, заняться, по мере возможности, новыми заговорщиками — прежние-то были давно казнены.
— Но их дети и прочая родня может захотеть отомстить! — Наследник четко выразил вчерашние мысли своих подчиненных. — Вот взять хотя бы тот недавний случай, когда вы, ротозеи, совсем никого не
