автомобиль и, уже на ходу, впрыгнул справа.
«Испано-сюиза» быстро разогналась, катясь вниз к перекрестку, но перед поворотом налево, на Зоннегштрассе, сбросила скорость. Тут-то «паккард» ее и нагнал.
Место было выбрано с толком. Влево и вправо — открытое пространство, не спрячешься. Впереди — крутой склон с длинной лестницей. Побежать по ней, конечно, можно, но пуля летает быстрее.
Это если не удастся Лысого прямо в кабине положить.
Завизжали тормоза. Люпус и Шишко почти одновременно, с двух сторон, выскочили из машины и открыли огонь: прапорщик по-научному, с локтевого упора; Иван Варламович по старинке, навскид.
В «испано-сюизе» зазвенели пробитые стекла. Бить сначала следовало в охранников — они с оружием, могут подстрелить. Пассажира можно будет прикончить после. Поэтому прапорщик целил в шофера, Шишко — в долговязого.
Прапорщик, поднаторевший в военных передрягах, стрелял лучше. Водитель только обернуться успел — и повис на руле. А вот Иван Варламович смазал. Длинный охранник распахнул дверцу, скрючился за ней и что-то закричал.
Высунул руку с револьвером, начал отстреливаться.
Секунды две всего понадобилось, чтобы дверцу из двух стволов издырявить. Упал охранник, только ногами длиннющими дрыгнул. А мертвый шофер по рулю тушей сполз, и от этого «испано-сюизу» поперек улицы развернуло. Стало видно, что нет никого на заднем сиденье.
— Бежит, бежит! — крикнул Николай Константинович.
Иван Варламович сам уже видел, что Лысый успел из машины выскочить и со всех ног улепетывает к лестнице. Юркий, чертяка. Когда только успел?
Котелок с бегущего свалился, в свете уличного фонаря блеснула плешивая макушка, окруженная венчиком волос.
Из окон ближайшего дома кто-то высунулся, но черт с ними, свидетелями.
— За ним, ради бога! — закричал Люпус, дергая затвор. — Зараза, переклинило!
Иван Варламович, топая по булыжнику, кинулся догонять.
Сколько патронов-то в магазине осталось?
Три?
Нет, два только.
Ох, беда.
Неужто уйдет?
У бегущего человека выталкивали друг друга, рвались куцые мысли.
Сзади оглушительно грохотнуло. Бегущему обожгло ухо.
Он несся вниз через две ступеньки, стараясь прыгать то левее, то правее.
Человек давно перестал верить в бога и ненавидел всё, связанное с религией, но сейчас, как в раннем детстве, молился:
Следующего выстрела он не услышал. Просто толкнуло в спину, и показалось, будто взлетаешь над лестницей, над склоном, над рекой Леман, над городскими огнями.
Бог — он за правду. Поотстав от шустрого вождя, вхолостую потратив предпоследний патрон, уже ни на что почти не надеясь, Иван Варламович остановился, прижался боком к перилам, взялся, как это делал Люпус — левой рукой за локоть правой, пробормотал «Выручай, Господи».
И выручил.
Беглец, обогнавший Ивана Варламовича на целых три пролета, растопырил руки, будто хотел нырнуть или взлететь, упал брюхом, заскользил вниз по ступенькам.
Мимо, чуть не сбив с ног, пронесся Николай Константинович. Справился, наконец, с заклинившим затвором. Обидно было юноше, что не он врага отечества свалил. Но Люпус свое местечко в истории все- таки застолбил: с разбегу, беспромашно, всадил в лежащего еще несколько пуль, а приблизившись, для верности впечатал еще одну, прямо в затылок.
Обернулся, торжествующе крикнул:
— Всё! Лысому капут!
Пыхтя и утирая пот, Иван Варламович подошел.
— А проверить не мешает. Гады — они живучие.
Взял тяжелое тело за плечи, перевернул на спину.
Было темно, до ближайшего фонаря шагов тридцать, а всё ж свету хватило, чтоб опознать покойника.
Лысый-то он был лысый, да не тот.
— Это же Людвиг Зонн, — пробормотал Люпус. — Ничего не понимаю… Откуда? Почему?
— Чего тут понимать? Обдурил нас немец. Переиграл.
Наверху, где остались автомобили, залился свисток — полиция. Надо было уносить ноги.
ПЕРЕИГРАЛ
— …Пойду-ка я прогуляюсь, — молвил Иван Варламович. — Может, услышу что полезное.
Из автомобиля он вылез с другой стороны, чтоб из переулка не увидели. Прогулочной походочкой, этаким ленивым бюргером, двинулся по переулку, мимо беседующих мужчин. Только те уже прощались.
Джинн, не подав Теофельсу руки и даже не кивнув, зашагал в сторону дальнего перекрестка. Немец же скрылся в подъезде.
Пожилой горожанин еще немножко прошелся переулком. Потом, видно что-то вспомнив, повернул обратно. За углом его, оказывается, ждал автомобиль.
Дверь подъезда, до сего момента чуть приотворенная, тихонько закрылась.
— За нами следят, — сказал Зепп, пройдя в спальню. — Где мои носки? Ноги замерзли. Волжанка подошла к окну, выглянула.
— Вы уверены? Никого нет.
— Мне второй раз встретился один и тот же субъект. Вчера кормил голубей. Сегодня терся рядом. Его ждала машина.
Он говорил отрывисто, потому что размышлял.
— Вы сможете жить с постоянно открытой форточкой?
— Могу, а что? — удивилась она.
