— «Послезавтра в полночь. Главный вокзал. Старика отдельно. Подробности дома. Не забудьте деньги». Вот вам и Железнов…
Волжанка тонко и пронзительно вскрикнула, отшатнулась. Кровь отлила от щек и сразу же, от стыда, прихлынула обратно, отчего лицо покрылось пунцовыми пятнами.
— Простите. Я слишком эмоциональна. Проклятое женское.
— Тут закричишь, — пожал он плечами. — Как можно спокойно относиться к предательству?
— Железнов предатель? В голове не укладывается. Он горько усмехнулся:
— Сколько раз в своей жизни я это слышал. Волжанка встрепенулась:
— Надо показать Грачу записку! Скорей идемте!
— Нет уж. Будем ковать железо, пока горячо. — Зепп почесал подбородок. — «Подробности дома»… А где у Железнова дом? Знаете?
— Конечно. Мы здесь живем почти что коммуной, часто друг к другу ходим. Но зачем?
— Обычное дело. Ведите, по дороге объясню.
Войти в дом удалось не сразу. По переулочку, ответвлявшемуся от торговой Нидердорфштрассе, все время шли люди. Минут пятнадцать или даже двадцать торчали за углом, изображая оживленную семейную беседу. Актриса из Волжанки была неважнецкая.
Наконец переулок опустел.
— За мной!
Пропустив спутницу в подъезд, Зепп оглянулся. Всё чисто. Из окон напротив никто не пялится.
По узкой скрипучей лестнице поднялись на третий этаж. Жил товарищ Железнов скромно, хоть и питался из двух кастрюль: получал содержание и из партийной кассы, и из противоположного ведомства.
Перед дверью Зепп подал Волжанке знак: действуйте, как договорились.
Она постучала.
— Вер ист да? — спросили почти сразу же.
Видно, хозяин ждал гостей.
— Откройте, товарищ Железнов. Это Волжанка.
Пауза. Можно понять: испугался, что явится человек с той стороны и придется выкручиваться. Сейчас постарается поскорей спровадить. Но сначала откроет.
Открыл.
— Вы?
Хотел немедленно что-то прибавить: мол, я как раз выхожу или еще что-то. В квартиру бы не пустил — заслонил собою проем.
Но Зепп отодвинул Волжанку, а Железнова пихнул в грудь — тот отлетел.
— А ты кого ждал? Дружков из Охранки?
Вошли в тесный коридорчик, дверь за собою закрыли.
— Ты с глузду съехал, Кожухов?! Кто ты вообще такой? Это с тобой разбираться надо, что ты за…
Но Волжанка молча показала листок, и Железнов осекся. Попятился в комнату.
Зепп — за ним, плотно. Заодно определил конфигурацию квартиры. Прямо — жилое помещение, справа маленькая кухонька с газовой плитой, слева кладовка и ватерклозет.
— Товарищи, я объясню… — лепетал белый человек, отступая в комнату. — Это не то, что вы вообразили… Какая Охранка? Нет ведь больше никакой Охранки. Я задание товарища Грача выполняю. Конспиративное. Не верите? Я вам сейчас докажу. У меня инструкция есть. Сейчас…
Обернулся, зашарил по книжной полке, снял том «Капитала». Зепп уже знал, что последует дальше. Копеечные хитрости горе-шпионов. И когда Железнов выхватил из тайника «браунинг», майор был наготове. Перехватил руку, вывернул кисть. Оружие упало на пол. Но Железнов так легко не дался. Двинул локтем в бок — точнехонько по раненому месту. Вряд ли осознанно, слишком уж был перепуган. Просто повезло.
У Теофельса почернело в глазах, он едва не потерял сознание. Вот было бы глупо! Однако усилием воли склеил расползающуюся явь, не позволил ей рассыпаться. И пыром ткнул сопящего противника в кадык. Тот, хватая ртом воздух, согнулся.
— Вот, держите!
Волжанка подобрала «браунинг». Голос у нее дрожал, рука тоже, а все-таки не растерялась.
— Кому писал? — спросил Зепп.
Не получив ответа, ударил пальцем под ложечку.
Железнов всхлипнул, рухнул на колени.
— Кому писал? — спокойно повторил майор. — Люпусу? Говори, все равно заставлю.
— Ему…
Волжанка спросила:
— Кто это Люпус?
— Резидент русской сети. Мне товарищи на него ориентировку дали.
— Кому помогаете, дураки? — хрипел Железнов, подняв мокрое от слез лицо. — Немцам? Ведь вы русские! И Люпус русский!
— На свете есть только две нации: пролетарии и кровососы, — объяснил ему Зепп основы классовой философии. — Ты, выходит, за кровососов. Ну и получай, что заслужил.
«Браунинг» он сунул в карман, а Железнова взял за горло, немного подержал и отпустил. Тело повалилось ничком.
— Вы его задушили? — боязливо спросила Волжанка. — Разве не нужно было допросить?
— Он и так уже всё сказал. Душить — дело долгое. Я просто сжал сонную артерию. Пусть поспит.
Это он растолковал, уже начав приводить комнату в порядок. Поставил опрокинутый стул, «Капитал» — на место, скомканный половик расправил. Потом взял со стола карандаш, чистый листок, положил для образца почерка смятую бумажку с донесением.
«Прощайте, товарищи. Устал». Вроде похоже. Да и не станет полиция усердствовать из-за какого-то подозрительного иностранца, которому жить надоело.
Пистолет зажал вялой рукой бесчувственного Железнова. Прижал дуло к виску поплотнее. Волжанка было отвернулась — и устыдилась слабости, заставила себя смотреть.
Хорошая штука карманный «браунинг». Для боя, конечно, дрянь, а вот для инсценировки самоубийства в жилом доме — то, что надо. Звук получился не громче, чем при открытии бутылки шипучего секта.
— Нервный срыв эмигранта-революционера, — сказал Зепп, поднимаясь. — Обычное дело.
Волжанка молчала, не в силах пошевелиться. Смотрела на обожженную выстрелом кожу и на маленькую дырку, над которой выдулся багровый пузырь, пролился струйкой на половик.
ПОЛОВОЙ ИНСТИНКТ
Слабая, жалкая, истеричная дура.
В кафе зашли, потому что на улице ей стало дурно. Чтоб не выдать себя, предложила:
— Посидим? Нужно всё обсудить.
К вечеру тучи раздвинулись, пригрело солнце, и сидеть на улице было совсем не холодно, поэтому дрожащие руки Антонина спрятала под столик. Когда принесли кофе, сказала:
— Пускай остынет. Не люблю горячий.
На самом деле любила обжигающий, но боялась расплескать.
И все-таки опозорилась. Взяла у Кожухова папиросу, а прикурила с трудом — никак не могла попасть
