– Ты? – Ромей, казалось, был удивлен. – Чего тебе нужно?
– Пришел посмотреть твои товары, как и договаривались.
– А деньги принес?
– Принес. – Олав похлопал себя по тяжелой калите на поясе. – Опускай сходни.
Капитан кивнул, отошел от борта. Засуетились появившиеся на палубе матросы, опуская трап, и Олав поднялся на корабль.
Капитан провел гостя в каюту, поставил кубок на стол, посмотрел на Олава выжидающе.
– Все, – сказал Олав, улыбаясь. – Я сделал то, что ты велел. Пора расплатиться.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что я говорю правду, – улыбка сошла с лица Олава. – И еще я хочу, чтобы ты спрятал меня на своем корабле и отвез в Царь-град. Мне теперь опасно оставаться в Киеве.
– Тебя подозревают?
– Нет, но я чувствую, что мне угрожает опасность. Сегодня в палатах Хельгера появились волхвы Перуна. Боевые маги-охранители. Мыслю, они догадываются, в чем дело.
– С чего решил?
– Предчувствие. Неужто думаешь, что наши волхвы смыслят в ядах менее ваших алхимиков, ромей? Давай перстень.
– Хорошо. – Капитан снял с шеи ключ, отпер сундук, достал коробочку с перстнем и подал скальду. Олав схватил коробку, открыл – перстень был на месте. Еще несколько секунд скальду потребовалось на то, чтобы убедиться, что чудесный аметист – не подделка. Ромеи великие мастера обмана, а Олаву не хотелось, чтобы после всего, что он сделал для империи, его оставили в дураках.
– Теперь о деле, – сказал скальд, убрав перстень в калиту. – Ты заберешь меня на своем корабле?
– Евсевий ничего не говорил мне о том, что я должен помочь тебе убраться из Киева.
– Я сам все объясню Евсевию.
– Мне надо подумать.
– Некогда думать. Назови свою цену.
– Послушай, друг мой, я лишь выполняю приказы. Мне не было приказано доставить тебя в имперские земли.
– Значит, я поищу другого капитана.
– Постой, зачем же так сразу? – Капитан жестом велел Олаву сесть на лавку, подошел к двери, открыл ее и кого-то окликнул. – Мы деловые люди, можем договориться.
– Давно бы так, – проворчал Олав, успокаиваясь.
За дверью каюты затопали, и внутрь вошел огромный полуголый детина с бритой головой и тупым жестоким лицом. Он так глянул на Олава, что скальд ощутил неприятный озноб в теле.
– Это Феофан, мой помощник и начальник охраны, – представил детину капитан. – Надо спросить его, согласен ли он рискнуть, помогая разоблаченному шпиону.
– Но меня не разоблачили! – вскрикнул Олав.
– Ты же сам сказал, что тебе опасно долее оставаться в Киеве.
– Я лишь хотел сказать, что меня могут заподозрить. Эти волхвы…
– Ты ничего не сказал о том, что сейчас с Хельгером.
– Он болен. Я выполнил все, о чем мы договаривались! – Олав задрожал. – Я разлил ртуть в его покоях.
– Чего же ты хочешь? Тебя не видели, никто тебя не подозревает.
– Я думаю, что волхвы… – начал Олав и осекся: он вдруг с ужасом понял, что своими словами сам подписывает себе смертный приговор. Каюта поплыла перед его взором, и Олав увидел, как детина достал что-то из кармана своих коротких штанов – вроде как шелковый шнур.
– Я понял! – завопил Олав, вскочив с лавки. – Я ухожу!
Больше он ничего не успел сказать: Феофан ловко и молниеносно накинул удавку на его шею. Олав захрипел, задергался, пытаясь освободиться, но детина знал свое дело. Капитан стоял и равнодушно наблюдал, как жизнь покидает скальда, заметил, как штаны Олава пропитывает моча, – и брезгливо поморщился. Феофан резко тряхнул свою жертву, ломая Олаву горловые хрящи, – и скальд испустил дух.
– Обыщи его, – велел капитан.
Убийца снял с пояса Олава калиту, почтительно подал капитану. Ромей высыпал на стол ее содержимое, даже присвистнул от радости – сумма явно превышала все его ожидания. Даже на первый взгляд в калите Олава оказалось не меньше сотни безантов. Несколько золотых монет капитан придвинул Феофану. Тот с поклоном принял плату. Затем капитан забрал коробочку с перстнем, деньги ссыпал обратно в калиту и запер в сундуке.
– Спрячь тело в трюме, – велел он Феофану. – Избавимся от него, когда оставим Киев. И скажи команде, пусть готовится к отплытию.
– Слушаюсь, деспот. – Феофан подхватил труп Олава и легко выволок его из каюты. Капитан остался один. Допив вино из кубка, он надел на палец перстень, который должен был отдать Олаву, и вышел на