– Научишься. Давай сперва юшман наденем.
Юшман надевался через голову, и Некрасу показалось, будто на его плечи взвалили куль с мукой. Доспех доходил юноше до колен, и выглядел в нем Некрас довольно нелепо – из-под толстой кожи, обшитой железными пластинками, торчали худые босые ноги. Ворш нахлобучил на голову мальчика круглый варяжский шлем без бармицы, но с поднимающейся кверху стальной личиной, защищающей в бою верхнюю часть лица, протянул меч. Некрас взял протянутый ему варяжский клинок – и рука бессильно повисла. Напрасно Некрас старался поднять оружие хотя бы на уровень груди; полуторный меч с лезвием в три пальца шириной был слишком тяжел для шестнадцатилетнего подростка.
– Не… могу! – выдохнул он под дружный хохот гридней. – Тяжелый он!
– Не реви! – шепнул Ворш, заметив, что на глазах юноши блеснули слезы, то ли обиды, то ли бессилия. – Воин не плачет. Дам тебе другое оружие.
«Другим оружием» оказалось копье на древке в две сажени с узким стальным наконечником. Оно было тоже тяжеловато для Некраса, но все же не так оттягивало руку, как варяжский меч. Понаблюдав, как юноша управляется с копьем, Ворш удовлетворенно кивнул.
– Хорош сторонник,[23] – сказал он, хлопнув Некраса по плечу. – Три дня вооружение не снимать. Надо привыкнуть к нему. На коне ездишь?
– А то!
– Вот и хорошо. Поедешь на одной из лошадей, что Ивку везут. Будешь ее охранять. Понял ли?
– Понял. – Некрас радостно улыбнулся, поправил съехавший на глаза шлем.
– Щит-то к седлу приторочь, не ровен час пригодится, – велел Ворш и, оставив мальчика, пошел по дороге от села, словно предлагая отряду идти за ним. Давид оглядел своих людей – все были в седлах, все только ждали сигнала к отправлению. И еще он заметил, что на окраине села появились люди: несколько женщин и подростков стояли и смотрели на киевлян. Внезапно он поймал взгляд Ольги. Девушка смотрела в сторону деревни, и в глазах у нее была печаль. Однако секунду спустя она сказала Давиду:
– Чего ждем? Ехать нужно.
– Правильно говоришь, ахчик, – одобрил армянин и дал команду трогаться.
– Ты доверяешь ведуну? – спросил, подъехав к Давиду, Влад Вороня.
– Доверяю? А не знаю! – Армянин пожал плечами. – Дорога долгая, видно будет. А почему ты спросил, Влад-джан?
– Не знаю, – ответил Вороня. – Сила в нем какая-то недобрая чувствуется. Как бы не попали мы с ним в беду.
– В нем сила недобрая, в нас добрая, – усмехнулся Давид. – Чего попусту болтать! Эй, поехали! Жених в Киеве заждался…
Часть IV
ПОЖАР
I
Обратный путь по подсчетам Ворони должен был занять чуть больше времени. Сухопутная его часть была уже знакома всем – тем же путем они ехали в Псков: сначала через леса до Себежа и Опочки, а оттуда летником до Острова и дальше. Если хозяева кумвара, на котором они пришли в Полоцк, обернутся в срок, то через пятнадцать дней они встретятся в Себеже, и все вместе отправятся в Полоцк. Если же гостей торговых в Новгороде задержат непредвиденные дела, то придется подождать. Но это не так важно. Хельгер не определил точного срока, к которому следует доставить княжескую невесту в Киев. Одна или две недели не играют особой роли.
В первый день отряд Давида прошел по подсчетам Ворони верст сорок. Здесь, в стороне от наезженных купеческих трактов, хороших дорог не было. Уже знакомый летник, по которому шел отряд, местами так зарос, что приходилось объезжать целые рощицы. Весь день путь отряда шел по редколесью, кое-где попадались болота, которые Вороня тщательно обходил. Для пешего болото – большая опасность, для всадника же – верная смерть. Провалится в трясину конь, начнет биться, сам в считанные мгновения утопнет и всадника с собой утянет. Болотистая местность началась ближе к полудню, и путь по ней пролегал до самого заката. Едва солнце село, Вороня остановил отряд.
– Все, дальше не поедем! – сказал он. – Чаю, впереди топи, в темноте увязнем.
Дружинники спешились, быстро поставили шатер для Ольги, занялись ужином. Из седельных мешков достали половину бараньей туши, пшено, караваи хлеба, чернослив, орехи. Одни возились около большого котла, подвешенного на тагане над костром, откуда уже шел аппетитный запах растопленного сала, прочие занялись лошадьми. Некрасу, который весь день неотлучно был при Ивке, тоже нашли работу – собирать валежник. Лишь Ворш и Давид оставались праздными: армянский богатырь, передав своего коня одному из дружинников, расположился перед входом в шатер и занялся заточкой своего меча. Что же до ведуна, он куда-то отлучился и вернулся в лагерь лишь с темнотой, когда дружинники, рассевшись в круг у костра, принялись поглощать прямо из котла горячую, пахнущую дымом пшенную кашу с бараниной.
– Садись снедать! – позвал ведуна Чага, старший из дружинников. Однако Ворш лишь покачал головой и снова исчез в сумерках за ближайшими деревьями. Дружинники проводили его взглядами, снова принялись за кашу.
– Не иначе ворожить пошел, – заметил сидевший рядом с Чагой коренастый и длинноволосый Быня. – Место-то для волшбы как есть подходящее, болото. Сидит, чаю, нежить болотную заговаривает.
– Базлаете много! – оборвал Чага, облизал ложку, сунул за голенище зеленого булгарского сапога. – Волхв этот делом своим занят. Коли он ведун, так и должон с нежитью розмолвиться, чтобы в дороге нежить эта нам не мешала.
– А ты с ней балакай не балакай, все одно пакостить будет, – уверенно сказал совсем еще юный Домажир, племянник воеводы Борзи. – Оно хорошо, что Перунов ведун с нами. Чаю, поможет, коли какая- нито нечисть на дороге попадется.
– Он не только супротив нежити хорош, – заметил Быня. – Слыхали, что парнишка этот, Некрас,
