должна была показаться река. И тропинка.
Показалась!
Заблестела, зазолотилась отраженным солнцем реченька-речка! Вот и тропинка, узенькая, неудобная, тянувшаяся какими-то колючими, цепляющимися за одежку зарослями. Ничего! Скоро расширится! Сколько отсюда до деревни? Километра четыре? Пять? Да, должно быть где-то так. Кстати, меньше, чем по дороге.
напевая, молодой человек улыбался, время от времени посматривая в высокое голубое небо. Казалось, теперь все будет хорошо. Да по другому просто и не могло быть. Сейчас вот, явится к Федотихе, та ему поможет – ей прямая выгода – отправит обратно… То есть нет, не обратно. Не в тысяча четыреста пятьдесят третий год, а тремя годами раньше. В тот самый вертеп мессира Чезини, где он, Алексей, должен был умереть, но почему-то не умер. Зато погибли другие!
Алексей стиснул зубы и вдруг замедлил шаг, увидев впереди мост. Очень странным казался мостик. Да не казался – он таковым и был! Странным – это на взгляд современного человека, а вот для середины пятнадцатого столетия – в самый раз, мост как мост. Горбатый, сложенный из сереньких бревнышек. По такому не то что лесовоз, мотоцикл с коляской – и тот вряд ли проедет.
Интере-е-есно… Что-то не помнил здесь Алексей такого мостика. Интере-е-есно…
Подойдя к мосточку, молодой человек с осторожностью выглянул из кустов. Взгляд его уперся в грязную, с объемистыми коричневыми лужами, дорожку, тоже для сельской местности несколько необычную. Чем вот только? Молодой человек даже нагнулся пониже, всмотрелся… Ну конечно! Тракторной-то колеи нету! Ни следов протекторов ведущих колес, ни отпечатков гусеничных траков. Что тут тогда ездило-то? Колея-то чья, тележная, что ли? Ну да, похоже. А вот еще и следы лошадиных копыт! Черт… ничего не понятно. Неужели…
Где-то рядом вдруг послышался скрип колес и громкий голос погонщика:
– Но, милая, но!
Алексей бросился обратно в кусты, увидев, как на дорожку выбралась обычная… обычная для пятнадцатого века… телега – груженный сеном воз. Скрипели колеса. Идущий впереди мужичок в стареньком армяке и круглой кожаной шапке деловито вел под уздцы неказистую каурую лошаденку, время от времени оборачиваясь и подгоняя:
– Но, каурка, но! Давай, родненькая, поднажми – уж теперь-то недалече осталось. Мосток-от перевалим и, почитай, приехали.
– А ну-ка стой, мужик! – с противоположной стороны моста, внезапно, словно черти из табакерки, выскочили вдруг двое парней с саблями наголо!
– Откель едешь, дядько?
– Откель пробираешься, Олексий? – это уже спросили позади протокуратора, с пригорка. Спросили нарочито громко, чтоб наверняка услышал.
Молодой человек резко обернулся, к удивлению своему узнав в кричавшем… старосту Епифана!
– Хо!
– Вот те и хо! – Епифан довольно улыбнулся и, по-хозяйски махнув рукой парням – занимайтесь мол, своим делом – спустился в кусты к беглецу. – А я ведь послал своих в сельцо-то. Правда, татарва вдруг куда-то делась, да и наши разбеглись… Чай, не твоих рук работа?
– Моих, – скромно признался протокуратор.
С неожиданной радостью староста хлопнул его по плечу:
– Славно! Славно, что я в тебе не ошибся. Помнишь, ночесь дело одно тебе предлагал?
– Ну?
– Так вот оно, дело-то, – Епифан кивнул на парней, отпустивших наконец мужичка восвояси, и, перехватив взгляд беглеца, поспешно добавил: – Ты не думай, мы не тати. Просто место тут, на Черном болотце, удобное. В лесах окрест много чего можно спрятать и самим от татар да Москвы укрыться.
– Тот-то я и гляжу, как вы скрываетесь, – ухмыльнулся Алексей. Влезать в межкняжеские распри ему не особо улыбалось, но, судя по всему, деваться ему сейчас было некуда. Да, не получилось в эту грозу уйти, так будет и другая – удаляться далеко от болота было никак нельзя.
Чуть помолчав, староста потянул беглеца за рукав:
– Ну идем, идем, паря. Стало быть, с нами теперь дуешь. А?
– Да, похоже, придется, – махнув рукой, молодой человек невесело улыбнулся. – Ты хоть скажи, что у вас надобно делать-то?
– Обскажу, – довольно кивнул Епифан. – Все как есть обскажу. Токмо не сейчас – к ночи ближе. А теперь идем. Увидишь, как тут у нас все устроено.
Устроено, что и говорить, было неплохо. Лагерь разбойников – как именно лучше именовать людей старосты Алексей пока для себя еще не решил – представлял собой отлично замаскированные ряды шалашей и землянок, располагавшихся по дальнему краю болота, к которому вели тайные стежки, да можно еще было пройти от Литовского шляха по идущей вдоль ручья тропе, а дальше – гатью. Путь опасный и, как заметил на ходу староста, только самым верным людям известный.
– Настоящих-то татей мы тут давно извели, – ухмыльнулся Епифан. – Помнишь, ты про девчонку одну, Ульянку, спрашивал?
– Ну? Ты ж вроде сказал, сгибла она.
– Не сгибла, – староста понизил голос. – Честно скажу – много она нам помогает. Но про то – многим знать нечего. А про дело твое не забывает – не раз и не два к старому пню жемчуга клала. То мои люди видели, доложили. Твое поручение?
– Мое.
– Да ты, похоже, язычник! Ладно, ладно, – замахав руками, Епифан хохотнул глухо, как филин. – Верь в кого хочешь, хоть приноси жертвы трухлявому пню, нам-то что? Лишь бы человек был верный! Одно только спрошу, не обижайся…
– Спрашивай.
– Правду говорят, на месте этого пня в старые времена Перунов идол был?
– Правда, – пряча усмешку, кивнул протокуратор. Затем, сурово насупив брови, добавил: – Более про то ничего не скажу!
– А я и не спрашиваю, – отмахнулся староста. – И другим накажу – не спросят.
Алексей открыто улыбнулся – не потому, что ему было хоть какое-то дело до какого-то там языческого идола, приятно другое – знать, что Ульянка жива и даже четко выполняет порученную ей когда-то давно просьбу. Честная и добрая девушка, то есть давно уже женщина, мать. Кстати, такие люди встречаются не так уж и редко. Правда, и не очень часто, что правда, то правда.
Люди Епифана отнеслись к новому соратнику радушно – усадили к костру, накормили пахучей ушицей, показали место в шалаше, где спать. Соседом, кстати, оказался тот самый пастушок, белоголовый, веснушчатый, кого чуть было не запытал любитель пирогов Емельян. Увидав Алексея, парнишка обрадовался:
– Вона! И ты убег, господине?! А мы того ката поймали, что меня пытал!
– Что?! – Протокуратор тряхнул головой. – И где ж он?
– В поруб кинули – пущай до утра посидит. Утром ужо казним – в болоте утопим!
– Как это в болоте?
– А так. Камень на шею – и в трясину…
– Нечего сказать, ловко придумали! – Алексей закусил губу: вся эта затея с казнью почему-то пришлась ему не по нраву. Может быть, потому что он как-то уже привык к повару-палачу, можно даже сказать, сроднился? Эх, жаль парня – не такой уж он и злыдень, опять же – с татарами помог.
– А я б так его не казнил, – неожиданно произнес отрок, звали его, кстати, Герасимом. – Не так уж и сильно он меня и бил. Крови, правда, много – а вот, поди ж ты – уже и не болит почти.
– Так это он, верно, неопытный – бить не умеет.
– Как раз опытный! Что б так бить и не поранить сильно, большое уменье надоть!
– Да-а-а… Жалко его тебе, что ли?
– А и жалко – дак что ж?
