Андрей Посняков
Страж империи
Глава 1
1454 г. Константинополь
Он осмелел при нынешнем смятении —
Ведь нету при волненьях правосудия.
Он шел, как ходят полностью уверенные в себе люди, не спеша, однако и не слишком лениво, не как молодые бездельники, а так, как и положено человеку при должности, озабоченному немаленькой тяжестью государственной власти. Длинная верхняя туника из тяжелой парчи со златотканым рисунком в виде фантастических зверей и птиц едва не касалась земли. Если б касалась – это было бы вызывающе модно и более пристало бы какому- нибудь беспечному франту, отпрыску влиятельных и богатых родителей, прожигающему жизнь в изысканно-злачных притонах рынка Артополион. В синем, ярком синем небе пылало уже почти летнее солнце. Май для славного Константинова града – лето. Жаркое, с ярким жгучим солнышком, с плеском теплой морской волны и таким же теплым бризом. И с темными ночами влюбленных, когда таинственные налитые золотым светом звезды отражаются в черных водах бухты Золотой Рог, напоминая гуляющим парочкам о вечности всего сущего и бренности жизни. Да, сейчас уже гуляли парочки… с год назад подступившие было к городу турки были разбиты, однако все еще оставались сильны, зализывали раны, готовя новый поход. Султан Мехмед не уймется – о том знали все! И все же радостно-горделивое чувство, оставшееся после прошлогодней победы, никак не хотело покидать жителей города. Всех. Нет, лучше сказать – почти всех.
Первая неделя мая выдалась просто прекрасной – еще не настала изнуряющая жара, еще не выцвело, играя весенней бирюзой, небо, еще вода в протекающей через весь город речушке Ликус казалась весьма и весьма прохладной. Прохладной, конечно, по местным меркам.
Молодой человек, несомненно, облеченный немаленькой властью, неторопливо – но вместе с тем и не с ленцою – шагал по центральной улице Месы, от площади Феодосия к церкви Апостолов, и, глядя на него, нельзя было бы с точностью утверждать, шел ли он с делом или без дела, в какое-нибудь учреждение или просто вышел пройтись, подышать свежим воздухом, отдыхая от важных государственных дел. На вид чиновнику можно было дать лет двадцать пять… да-да, именно столько, хотя он и хотел казаться старше – столь плотные туники и темные плащи молодежь не носила, предпочитая вещи из легких привозных тканей или, уж на худой конец, из яркого шелка.
Интересно, а какую должность занимал сей благовоспитанный муж? Судя по важности, доместик, патрикий или протопроедр… Нет, нет, конечно! Слишком уж молод, молод! Даже если и влиятельного рода – базилевс все равно не возвысил бы слишком уж молодого парня, хотя, конечно, бывали и исключения, бывали… но крайне редко. Скорее всего молодой человек был тавуллярием – чиновником одного из многочисленных ведомств – «секретов», – чьи присутственные места в изобилии разбросаны на улице Месы. Впрочем, тавуллярий – слишком уж мелкая должность… слишком уж неподходящая для столь важной персоны. Нет, тавуллярии не шествовали не спеша – летали! Сновали туда-сюда с крайне деловым видом, да и одевались не так – куда проще. Значит, не тавуллярий… тогда кто же? Старший тавуллярий? Протокуратор? Куратор? Скорее всего – последнее. Начальник или попечитель какого-нибудь отдела, подчиняющийся высшему должностному лицу, и, в свою очередь, надзирающий за сонмищем низших… Ну, сонмище – слишком уж веско сказано, сколько там подчиненных у протокуратора? В зависимости от секрета-ведомства – человек пятьдесят—двадцать. Управленец среднего звена. Работа тяжелая, непростая – ведь для подчиненных нужно быть львом рыкающим, а для начальства – сладким персиком с нежным и терпким вкусом. Такое вот раздвоение личности – от того многие вскорости после вступления в должности начинали чувствовать себя не очень хорошо, страдали. Кто привыкал, а кто и спивался – выпить жители великого Константинова града вовсе не дураки были. Любили посидеть в многочисленных харчевнях, да и так, дома – винище хлестали, не разбавляя, потому и прослыли горькими пьяницами, даже поговорка возникла – «пьет, как ромей». Ромеи, византийцы, жители некогда великой империи… увы, теперь давно уже потерявшей практически все и едва не ставшей жертвою завоевателей турок. Тот натиск удалось отбить. Удалось, хоть и с неимоверными трудностями. Однако война еще не закончена. Турки сильны… сильны и богаты. И завоевали уже множество земель… Да что там говорить, когда сам базилевс – вассал султана Мехмеда и каждый год обязан платить дань… на войну с самим собой – так получается. Интересно, в этом году заплатит?
Элегантный молодой господин в легкой светло-зеленой тунике и модном коротком плаще, стоя у полуприкрытого ставнями окна на втором этаже одного из расположенных вдоль улицы Месы особнячков, усмехнулся каким-то своим мыслям и, покачав головой, обернулся к стоявшему позади него кудрявому парню… очень похожему на того неспешно прогуливающегося прямо напротив дома молодого чиновника – куратора или протокуратора… Ну да – очень и очень похожего: и возраст, и кудри, и… Господи – ну ведь одно лицо! Только этот казался смешливым – ишь, как ловко прятал улыбку, однако никуда не мог деть смешинку в глазах – тот же, на улице, выглядел куда как более серьезным. Ну понятно – при важной должности человек.
– Что-то долго ходит. – Кудрявый подошел ближе к окну. – Может, никто не придет? Что-то почувствовали? Роман Родинка еще тот хитрован.
Стоявший у окна франт улыбнулся, пригладив рукой копну светлых волос. Серые, с некоторой прозеленью глаза его смотрели прямо и строго, однако в их уголках таилась насмешка… нет, не насмешка, а лучше сказать – ирония.
– Думаю, не придут они, – вздохнул кудрявый. – По крайней мере – вряд ли сегодня. А? Что скажете, господин протопроедр?
Протопроедр, вот так-то! Должность ответственная, немалая. А не слишком ли молод для нее этот вот серо-зеленоглазый? Ну сколько ему? Выглядит молодо, очень молодо, пожалуй, даже слишком молодо для такой должности. Ну, вряд ли ему больше тридцати пяти… Сорока не дашь, точно – высок, строен, мускулист, и лицо такое… женщинам нравится… И румянец, и бровь соколиная, стоит только повести – все девки к ногам кинутся… Однако молодой протопроедр серьезен, серьезнее некуда… вот если б только не смешинка в глазах.
– Ладно тебе издеваться, Лука. Мы ж с тобой не на официальном приеме.
– Как бы они нас тут не заметили. – Улыбнувшись, Лука тряхнул кудрями. – Может быть, лучше прикрыть ставни? Как полагаешь, госп… Алексий?
– Полагаю, их лучше совсем распахнуть, – засмеялся протопроедр. – Вряд ли Родинка знает нас в лицо… да даже если и видел когда: здесь столько зевак, в каждом доме, и все сейчас глазеют на улицу, на молодых щеголей, на юных дев, на весь этот променад.
– На что, господин?
– Променад – это франкское слово. Означает – прогулка.
– А… Ой! Смотри, смотри… подходит кто-то. Мальчишка! – несмотря на свое же собственное предупреждение, Лука высунулся в окно и тут же разочарованно свистнул. – Торговец водой. Вон, подает стаканчик…
– Торговец, говоришь? Постой, постой… Взгляни-ка на Леонтия!
Стоявший на улице, почти прямо напротив окна, молодой чиновник, не торопясь, выпил воды, и, вернув мальчишке стакан, почесал левое ухо… Небрежно так почесал, одним жестом.
Алексей с Лукою переглянулись.
– Ну, вот оно, начинается! – обрадованно шепнул протопроедр. – Явился, значит. Ну, не дай бог, упустим!
– Не должны, не должны, народец у нас ушлый…
– Так и там не раззявы! Впрочем, полагаю, Родинка один придет. Слишком уж велика будущая добыча – не будет зря светиться.
– У него верные люди…
– Нет, Лука. – Протопроедр усмехнулся, наблюдая, как там, на улице, Леонтий с видом праздного зеваки, уселся на мраморную скамью – одну из многих, располагавшихся вдоль усаженного акациями и жимолостью
