опорный пункт милиции, и это было сейчас удобно – мало ли кто-нибудь видел Алексея в огороде бабки Федотихи, тогда искать беглеца уж если где и будут, то только не здесь… Черт, где бы спрятаться-то? Кажется, была здесь одна комнатка… бывший комитет комсомола… Да, а еще те, в которых кружки – всякие так макраме и прочие.
– Все, мальчики, все, библиотека закрывается!
О! Услышав усталый женский голос, молодой человек поспешно спрятался за старой портьерой и тут же зажал себе нос, стараясь не расчихаться от пыли.
– Библиотека закрывается, говорю вам. Послезавтра придете. Что вам подыскать? Лермонтова? Подыщем… Нет, Акунина и Бушкова не найдем – только по записи. И Стругацкие.
Галдя, на крыльцо вышла стайка ребятишек, затем послышались шаркающие шаги. Скрипнула дверь. Лязгнул замочек…
– До свиданья, Ирина Артемьевна.
– До свиданья, мальчики. Заходите.
А замочек-то того… обычная «контролька». То ли в библиотеке воровать нечего, то ли тут непуганых идиотов край. Скорее, первое, ну что возьмешь в нищем учреждении культуры? Пару стеллажей? Или списанные тома В. И Ленина? Вряд ли тут найдется что-то более ценное, типа компьютера или цветного принтера, вряд ли. Не тот уровень – сельский.
Протпроедр даже не стал вскрывать замок, а просто, не торопясь, вывинтил ножиком державшие замочные скобы винтики – плевое дело! Потом аккуратно закрыл за собой дверь – так, чтобы зависшие в скобах винты встали в свои же пазы, заложил за дверные ручки швабру – отлично! Спи хоть два дня подряд – завтра ведь тут выходной, библиотекарша говорила.
Молодой человек так бы и сделал, да вот не спалось что-то. И рановато еще, и светло – солнце только еще садилось. От нечего делать беглец уселся у окна, за занавескою и принялся наблюдать за жизнью деревни. Вот по площади, поднимая пыль, промчался джип. Вот еще один. Вот – «опель». Ясно – уезжали дачники. Ага, вот и рейсовый автобус появился, новенький такой, с зелеными полосками, «пазик», смотри- ка… Туда тоже набился народ – поехали. Вот загрохотал желтый «Урал» с коляской… Ага! Пожаловали-таки на рабочее место, господин участковый уполномоченный? Решились начать прием граждан? Или у вас сегодня выходной? Интересно, нашли, наконец, потеряшек? Х-ха-а-а-а! А вот и старая знакомая… почтальонша Ленка. То есть это раньше Ленка была почтальоншей, а нынче же ее повысили аж до начальницы смены. Красивая бедовая баба, жадная до мужского полу и по-своему несчастная, несмотря на весь свой гонор. Это мужик может и один жить, а баба… Правда, Ленка-то не одна, сынишка у нее, Ильюшка, кажется, лет ему восемь… или девять… Ага – во-он бежит навстречу матери, тощий, вихрастый, смешной. Почему-то – в шортах. Осень же? Ах да, жарко… Ленка обняла сынишку за плечи, чмокнула в щеку… парнишка взял у матери сумку… что-то сказал… засмеялся… Ушли. Ленка, кстати, здесь близко живет, рядом… Ленка… Ладно! Нечего ворошить прошлое. Хорошо еще, сам себя не встретил, точнее сказать, того паренька, Лешку Смирнова, который и был им самим… и остался здесь…
Сейчас в армии. Или, как студента, не взяли? Нет вроде в прошлый раз говорили, что взяли… Пусть живет! Это его мир, единственный его мир… В отличие от Алексея. Бабка Федотиха сказала когда-то давно – кто-то один может остаться здесь… только один. Алексей сделал выбор.
После ухода рейсового «пазика» больше ничего интересного на улице не происходило, если не считать устроенной совсем уж мелкими – лет по десять-одиннадцать – пацанами драки. По мнению Алексея, драка оказалась глупой и скучной, к тому же – недолгой. Кому-то почти сразу же расквасили нос, и вся округа огласилась обиженным ревом. Тьфу ты! Даже подраться как следует не могли.
Разочарованно отвернувшись, молодой человек подошел к стеллажам. Аксаков, Куприн, Бунин… Так- так, а где тут у них история? Есть ли полочка? Хоть что-нибудь почитать, чтоб времени зря не терять.
Ага! История Европы… Пухлый серо-голубой том! Есть в нем раздел по Византии… Ага, есть… Все то же самое – в мае 1453 года Константинополь пал под ударами турок… и все в том же духе… Алексей перелистнул несколько страниц… увидел знакомое имя… какой-то историк Дука – такого протопроедр почему-то не знал – осуждал первого министра Луку Нотару… ага! Вот он! за его известные слова о чалме и тиаре. «Подобный призыв Нотары был явным предательством». Так-то! Кто бы спорил? Нет, определенно он умный парень, этот историк Дука… Ах, из богатого аристократического рода? Жил на Лесбосе? Ну, понятно, почему Алексей его не знает… И что там он еще интересного пишет? Ага, вот, опять же о Луке Нотаре, правда, это не сам Дука, а его пересказатели-историки:
«Но сам Нотара жестоко поплатился за это… Султан сперва обласкал Нотару, а затем потребовал в гарем его дочь». Вот так! А что же ты, дурачок, хотел-то? «Лучше чалма, чем папская тиара», вот на тебе, чалму, идиот!
«…Мехмед Второй приказал отдать в свой гарем любимого младшего сына Луки…» Что?! «…юного и прекрасного мальчика…». Мануила, что ли?! А, похоже, что так… лучше б, конечно, ему тогда утонуть!
«Лука отказался отдать сына на поруганье…»
Да кто ж тебя теперь будет спрашивать? Турки, что ли?
«…и был казнен вместе со старшим сыном и зятем».
Казнен!!!
Вот так обычно и кончают предатели, так вот… И все же жалко, жалко Мануила, да и зятя, и старшего сына Нотары жалко. А самого Луку – ничуть! Это ж надо кому поверил – туркам! Что и говорить – идиот. Из- за таких, как он… Ладно, не будем о грустном…
Алексей и не заметил, как стемнело. Так и не дочитав раздел, он воровато вырвал пару листов и, сунув их в карман позаимствованной в сенях у бабки Федотихи куртки, ничтоже сумняшеся развалился прямо на полу, на старом паласе. Завалился, и тут же заснул под доносящееся из клуба уханье басовых динамиков – все ж таки начались…
Глава 11
Наши дни. Октябрь
Окрестности Мценска
Точка бифуркации
Довольно странная встреча навела меня на эти занятия…
… танцы.
Выспался Алексей хорошо, отлично выспался, никакая музыка не помешала. Проснулся, как и хотел, раненько, но не очень – едва солнышко встало, раньше было бы слишком уж подозрительно – ну, куда пробираться в потемках?
Встал, потянулся, выглянул в окно – вроде все чисто. Выйдя ну улицу – поежился, все ж таки холодновато, чай, не май месяц – октябрь на дворе. Прислушался… Рано-то рано, а на машинном дворе уже заводили трактор, начинался рабочий день – понедельник, и вообще-то следовало бы поторопиться, чтобы никому не мозолить глаза.
Осмотревшись, молодой человек спустился к реке, зашагал по рыбачьей тропке. По берегам струился туман, густой, молочно-белый и плотный, как заварной крахмальный кисель, который кто с сахаром любит есть, кто – с ягодами, а кто – и с подсолнечным маслицем. Алексей, к примеру, как раз с маслом любил… Да-а… перекусить бы сейчас неплохо. Не киселя, так хотя бы яичницу.
Протопроедр улыбнулся – все ж таки хорошо, что прихватил из бабкиной избы упаковку чая и немного сахара. Да и деньги на хлеб имеются, спасибо Ирине Петровне, дачнице, вернее, ее заглохшему «шевроле». Сюда, в магазин, конечно, не стоит ходить, светиться, есть и в других леревнях магазины, поменьше, да подальше. Там хлебушка и купить – а его много надо, – Федотиха-то, может, еще только через неделю вернется, если не через две.
Пройдя вдоль реки километра два, путник перешел бродцем на другой берег и, срезая путь – река делала здесь ха-ароший, верст на пять, крюк – углубился в лес по едва заметной тропке.
Солнышко уже поднималось выше, начинало припекать, согревая стылую от ночного хлада землю. Запрыгали, зачирикали на ветках синицы, вот белобокая сорока взмахнула крыльями, закаркал на старой сосне ворон.
На ворона Алексей никакого внимания не обратил, даже не выругался, потому как в плохие приметы не верил, верил только в хорошие – это ведь куда лучше, так верить. Вот еще вчера загадал – если дождя не
