«И послал царь, и собрали к нему всех старейшин Богославии и Города Святого примирения.
И пошел царь в дом Господень и все богославцы и все жители Города Святого примирения с ним, и священники, и пророки, и весь народ, от малого до большого, и прочел вслух им все слова книги Завета, найденной в доме Господнем.
Потом стал царь на возвышенное место и заключил пред лицем Господним Завет — последовать Господу и соблюдать заповеди Его и откровения Его, и уставы Его, от всего сердца и от всей души, чтобы выполнить слова Завета сего, написанные в книге сей. И весь народ вступил в Завет.
И повелел царь… вынести из храма Господня (? —
И оставил жрецов, которых поставили цари Богославские, чтобы совершать курения на высотах… и которые кадили Ваалу, Солнцу, и луне, и созвездиям и всему воинству небесному (здесь речь явно идет об астрологах. —
И вынес Астарту из дома Господня… и сжег ее… и стер ее в прах, и бросил прах на кладбище общенародное;
И разрушил домы блудилищные, которые были при храме Господнем (уничтожение храмовой проституции. —
И вывел всех жрецов из городов Богославских, и осквернил высоты, на которых совершали курения жрецы…» (II Царей, XXIII1, 1 — 8).
Мы оборвали, чтобы не утомлять читателя, перечисление деяний Иосии на стихе 8, но оно продолжается в том же духе еще более десяти стихов.
Налицо яркое и подробное изложение уничтожения некоего «языческого» культа с поклонением «Ваалу» и «Астарте», с храмовой проституцией, с культом «высот» и дубрав. Но именно таким и было согласно сказанному выше доевангелическое христианство! Если же мы теперь вспомним, что именно в VII веке жил Марк Афинский, вероятный автор евангелия Марка, то все станет на свои места и император Гераклий предстанет перед нами как инициатор перехода от прежней веры к новой, евангелической (а пресловутая «Книга Завета Господня» окажется одним из ранних вариантов евангелий).
Следует полагать (мы к этому еще вернемся в следующем томе), что до VII века официальным языком Византии был не латинский язык, как это нам сообщают историки, а некий семитический язык близкий к языку Библии (если не сам этот язык). Начиная с VII века первенствующее значение приобретает греческий язык, а Гераклий первым из императоров принимает греческий титул базилевса (см. [30], стр. 52). Причина этого нам теперь ясна: греческий язык победил потому, что победил написанный на нем Новый Завет.
Реформа Гераклия не могла, конечно, пройти безболезненно. Вскоре после его смерти в империи начинается фактическая гражданская война, в результате которой власть переходит к Льву III (717— 740 гг.), известному в истории под прозвищем Кумироборца.
Историки, снова слепо следуя за церковниками, преуменьшают религиозную деятельность Льва и его сына Константина Копронима (740—775 гг.), сводя ее к простому запрету икон, хотя и вынуждены отмечать, что это была (почему–то) «значительная реформа», вызвавшая «серьезную борьбу» (см. напр. [30], стр. 59). На самом же деле, их реформа являлась фактическим отказом от новшеств Гераклия и возвращением к прежнему порядку вещей, но в несколько иных формах, базирующихся на более последовательном монотеизме. Политически, она была вызвана желанием примириться и, быть может, вновь объединиться с мусульманами, только что отобравшими у Византии ее южные провинции.
Неудивительно поэтому, что «иконоборчество» вызвало в империи глубокий и длительный кризис, повлекший, в частности, первое разделение восточной и западной церквей. Борьба окончилась только в 867 г. поражением иконоборцев, т.е. победой евангелической идеологии. Окончательно эта победа была закреплена в XI веке, когда аналогичное преобразование было осуществлено в Риме (см. ниже, гл. 17, § 1).
Установление Пасхи
Об Иосии Библия также сообщает, что на восемнадцатый год своего правления он «восстановил» в Иерусалиме празднование Пасхи, которое не производилось «со времен судей и во все дни царей Богоборческих», т.е., по отождествлениям Морозова, с основания Римской Империи, а по фантастическим вычислениям ортодоксов — свыше восьмисот (!) лет.
Интересно, что по сообщениям историков Гераклий на восемнадцатый год своего правления отвоевывает у «персов» Иерусалим; (за что получает у них звание «первого крестоносца»), отмечая свою победу торжественным праздником.
Таким образом получается, что Пасху впервые установил Гераклий. Впрочем, по всем данным, этот праздник был известен и ранее. По–видимому, Гераклий лишь придал ему официальный характер и установил ритуал.
Быть может, даже им была установлена лишь та Пасха, которая теперь известна как «христианская» (хотя она и описана в Библии; см. II Паралип., XXXV) в противовес Пасхе «еврейской», которая является, на самом деле, Пасхой, праздновавшейся до реформ Гераклия. Не исключено, что именно этим и объясняется ссылка Библии на долговременный пропуск в праздновании Пасхи: Гераклий мог объявить лишь свою Пасху «настоящей Пасхой, отмечавшейся праотцами», а Пасхи, которые праздновались его предшественниками, квалифицировать как «ложные» и потому «места не имевшие».
Отметим, что Пасха упоминается в библейских книгах Исход и Числа по три раза, в книге Иисуса Навина два раза, в книгах Левит и Второзаконие по одному разу, а книге Судей ни разу. Столь же редка она и в книгах пророков (только три раза). Напротив, упоминания о Пасхе в евангелиях достаточно многочисленны (более десяти). В книгах Царств и Паралипоменон появляется только в связи с Иосией (см. [7], стр. 287, табл. XI).
Если считать, что ко времени Гераклия ветхозаветные книги уже в основном сложились (а это очень правдоподобно, потому что, как мы знаем, их язык начинает в это время терять свое первенствующее значение, вытесняясь греческим языком Нового Завета), эта статистика подкрепляет предположение об установлении Пасхи Гераклием.
Итоги главы
1. Самым главным результатом этой главы является установление даты столбования Иисуса 21 марта 368 г. Эта дата установлена с большой надежностью (по классификации Никольского, она принадлежит к первой или, в крайнем случае, ко второй категории) и, вместе с тем, она очень точно укладывается в общую схему, которая была развита в предыдущих главах, и согласуется с ранее установленными независимыми датами (скажем, временем написания Апокалипсиса). Эта согласованность самых разнообразных соображений, соединяющихся как детали сложной головоломки, во сто крат усиливает надежность каждой отдельной даты и делает их неопровержимыми (см. § 1).
2. Это нельзя, конечно, сказать об остальных параграфах главы, посвященных распутыванию различных отражений Иисуса в последующих веках. По–видимому, общее происхождение легенд об Иисусе и Василии Великом установлено достаточно определенно. Похоже, что Юлиан и Иисус действительно были одним лицом. Династические параллелизмы (и отдельные факты биографий) вполне уверенно накладывают Иисуса на Асу. Но, конечно, реконструкцию биографии Иисуса — Юлиана в § 3 можно рассматривать только как сугубо предварительный набросок. Замечания в § 4 об Александре Македонском и его походах имеют такой
