меня никогда. Вон он, пьет где-то третьи сутки, и думать забыл о моем существовании. Ничего у меня не будет. Ни любви, ни семьи, все будет гладко-плохо. Отчего бы и не так? Стендаль, тревога моей души, так страстно думал и чувствовал, а на могиле просил начертать имена прекраснейших женщин, которые… не любили его.
Зачем все это, зачем, зачем? Карточный домик моей уверенности рухнул, ничто не держит, знобко, жутко, как в невесомости…
На буровой авария, работы-заслонки нет. По-прежнему сама с собою. Да Рая. После моего возвращения она словно влюбилась в меня. Приходит, садится, раскрывает семейный альбом… Полудетское лицо Ивана, угловатая девочка с косичками, Иван с первым ребенком на руках.
…И после ухода Раисы она (неужели я?) выбежит из дома, хлопнет калиткой, а дальше по белой улице понесет одни глаза, полные слез; потом начнет рваться сердце, и она (я?!) купит водки, а дома нальет полстакана и закусит свежим черным хлебом.
Не браните меня. Во мне хаос и боль. Как жить? Меня нет, только хаос и боль.
от Марины 13 февраля
Прекрати, Астра. Все у тебя будет, немедленно прекрати. Сейчас какой-то срыв. Любовь ушла, а жить вне блаженной разделенности своей судьбы с милым другом, остаться один на один с жизнью ты разучилась. Утешься, девочка, все пройдет, твоя молодость придет на помощь, вновь поплывешь в золотой лодочке по пучине вод. Хуже, если оно случается потом, когда нет душевных сил, чтобы укрыться от «серого и ужасного», разве что кошечками да собачками.
Утри слезы и живи дальше. А если и впрямь растревожили тебя «проклятые вопросы», то оставайся на высоте, не в стакане же искать ответ?!
Советы, советы… Кто бы мне посоветовал, что ли. Астра, милая… в общем, ты мне нужна. Пиши.
от Марины 24 февраля
Аст-ра, откликнись, что с тобой? Возьми себя в руки. Да призови своих спасателей — книги, музыку, природу. Я в тебя верю. Ты мне нужна, очень-очень нужна, но прежняя — сильная, добрая, веселая. Пиши.
от Астры 8 марта
Восьмое марта, Марина, какой день! День счастья для счастливых женщин. Чистый, прозрачный… И так бездарно его сгубить! Ай-ай-ай! Попойка, визг, шум-звон, пляска. Знаете Таньку-массажистку? Моя подружка, пятьдесят три годика. Любит меня, как родную дочь. У нее попугайчик в клеточке и зеркальце там же. Он все приникает к зеркальцу, все парочку ждет: «она, она?» А я… я по-прежнему вижу и слышу только себя. Не могу больше…
Сотруднички мои в ужасе, собираются меня спасать, а я все принимаю и ничем не оскорбляюсь. Я не лучше других, а еще и похуже.
Вот жалко дня. Жалко, жалко. Пойти бы сейчас на лыжах по синему и желтому от солнца насту, скатиться на ровный лед Камы. Эхма! А тут спи вот с дурной башкой среди бела дня, такого дня, Ма-ри-ноч- ка!
от Марины 14 марта
Ох, Астра. Не уверена, что это нужно. Тебя утягивает искус спуститься пониже, не правда ли? Осторожно. Поделишься по возвращении.
А теперь минуточку внимания.
Тайна моя сугубо личная, но у меня уже нет сил оставаться с нею наедине. Не знаю, с чего начать, я в нерешительности. Короче, имеются в виду известные последствия курортного увлечения.
Третий месяц я неотступно решаю вопрос «быть или не быть»? Ждать ли неизвестно чего еще сколько-то лет, или, оставив всякую надежду, рассчитывать только на себя? Я одинока, и самой себя мне слишком мало, а сияющий мир вокруг холоден и крут, когда в душе арктическая пустыня. Мне предстоит последний выбор.
И вот, плотно застегнутая на все пуговицы, я подолгу гуляю по улицам и думаю, думаю. Иду по весенней Москве, в городской толпе, в которой можно ходить годами и никто не нарушит твоего молчания, и все пытаюсь заглянуть вперед.
Я женщина. Мое спасение в материнстве. Хоть это и похоже на поражение. Будь что будет.
Вот моя новость, Астра. Старая, как мир. Что скажешь?
от Астры 18 марта
Ave, Марина! Будьте благословенны.
В моей комнате свежесть и свет, в точности как на известной картине «Утро», где обнаженная женщина, чистая и прохладная, расчесывает перед зеркалом темные волосы.
Ave, Мариночка!
от Астры 20 марта
У нас тоже весна. Снег просел, протаял под каждой веточкой, шершавые стволы влажны и трогательны. Серые простенькие деньки, серый влажный воздух. Жалость плачет. Жалко сопревшие листья, жалко березки, их тонкие веточки, простертые наощупь в неведомые миры, жалко, как бывает жалко малышей, идущих за воспитательницей в своих капюшонах и маленьких сапожках — чего бы, кажется, а жалко до слез.
Я ожила. Взыскующая волна отхлынула, тоска моя отпустила. Осталась лишь маленькая тощичка, ее почти не слышно в шуме дня. И вот, отключив в себе суету и обрывки мыслей — научилась! я тихонько брожу, вслушиваясь в тишину и средоточие моей души. И приходит свет, и восходит радость. «Ибо из радости родилось все живое». Откуда это?
Ах, Марина! Как же осчастливило меня Ваше решение, как я желаю Вам благополучия! Даже не верится, что нам, женщинам, доверены эти простые вечные деяния.
И знаете, кто еще помог мне? Рая. Она явилась к Татьяне, у которой собираются одинокие бабы, взяла меня за руку и увела прочь от честной компании. Милая наивная женщина. Такая любовь отгорела в ней рядом, целая жизнь, а она так толком ничего и не заметила. Но я-то поняла, вероломная, мне-то открылось нечто «в жизни двух»: сердце жены — это мягкий воск, истекающий медом прощения.
Эх, Рая! Прости и мне.
На душе кротость, сил еще мало. Весна.
от Марины 25 марта
Спасибо на добром слове, милая Астра. Рада, что тебе хорошо. О себе не могу сказать того же. Незнакомое ощущение недомогания и некрасивости выводит меня из равновесия. Фигура моя полнеет, но пятен на лице нет, верная примета, что будет девочка. Девочка, именины сердца. В наше время страшновато растить мальчиков, и вообще-то детей, а мальчишек в особенности.
У моей матери было два сына. Первый умер во младенчестве, второй погиб в армии в мирное время. Старушке семьдесят два года, мы живем в огромной квартире с видом на Кремль, заслуженной еще моим отцом, которого тоже нет с нами. Недавно я застала мать в тревожной растерянности. Сухими руками она держала голову и с напряжением вглядывалась перед собой.
— Как же я забыла, как Митенька умирал? Как забыла…
Боль-то, боль — она тоже зиждительна, ты права. Полвека болело материнское сердце… и вдруг забыло. Значит, и жизнь кончена. Она легла в постель и затихла.
Минута была решительная.
— Мать, — сказала я, — подымайся, мать. Ради внука, слышишь?
Минуя подробности, скажу, что слова мои подняли ее, поплелась чайник ставить. Так-то, Астра.
В Москве тепло. Сиреневые, подсвеченные фонарями, вечера пахнут фиалками и подснежниками, которые украдкой продают на каждом углу. В воздухе растворено обещание, и хочется совсем по
