регистрацией, ремонтом и обустройством стоила немалых сил и денег, впереди же была полная неизвестность. Множество прочитанных книг и пособий по рекламе сходились на непредсказуемости рекламного рынка. Это означало, что страха и риска будет предостаточно. Подперев руками красивую голову, Валентина прислушивалась к разговору в общей комнате, глядя на стоящий у стены шкаф с застекленными полками, уже загруженный рекламными справочниками и подшивкой «Городской нови». Левая верхняя полочка с деревянной дверцей была заперта на ключ. Валентина перегнулась через свои бумаги, повернула ключ и заглянула внутрь. Пусто.
— Юра! — окликнула она. — Мы забыли о посуде. Надо бы купить чайный набор и рюмки. Об угощении тоже пора позаботиться.
На эти слова отозвалась Агнесса.
— Если никто не возражает, я куплю торт и чай.
— Купим на казенные все, что нужно, — ответила Валентина, переступая порог. — Идите вместе, вот деньги. Сегодня день рождения нашего агентства, пусть все будет, как у людей.
— Пожалуй, — согласилась Агнесса. Она только что протерла тряпкой свой стол и, любуясь, стояла посреди комнаты. — Замечательно получилось. Разве что стены пустоваты, живинки просят. Две-три картины — и все изменится.
— Картины? — Валентина подняла брови и тут же опустила, чтобы не заламывались морщинки и даже коснулась лба рукою. — Какие картины ты советуешь?
— Эстампы, акварели.
— Дорогое удовольствие, Агнесса, — осторожно заметила Екатерина Дмитриевна.
Она уже ревновала ее к начальству.
— Могу принести свои пейзажи, — предложила Агнесса.
Юра рассмеялся.
— «Стога сена в лунном свете» и «Вид со старой колокольни».
— Юра! — одернула Екатерина Дмитриевна.
Агнесса улыбнулась.
— Может быть. Пошли?
И направилась к двери, стройная, легкая, с узлом каштановых волос, перетянутых тонкой шелковой косынкой.
Агнессе Щербатовой Валентина доверяла больше, чем кому-либо из присутствующих. Дружба их имела свою историю. Давным-давно князья Щербатовы владели деревней, откуда происходила вся родня Валентины. В Москве ее предки жили с господами в особняке на Солянке, перестроенном со временем под квартиры; прабабушка Валентины, Ефросинья Никитична, двенадцатилетней девочкой была приставлена к маленькой княжне Насте и ее крошечному братцу для «народного духа». Потом, через двадцать лет, когда возмужавший Георгий оказался в лагерях, то не сестра его, а нянька Фрося ездила к нему в Мордовию. А к бабушке Насте, одинокой строгой женщине, Валечку возили в детстве на именины. Запомнились лепной потолок в ее комнате, причудливое разноцветное окно и большая картина, висевшая над диваном. На ней были нарисованы три бульдога и обезьяна, играющие в карты; мартышка, обернувшись, смотрела с полотна человеческими глазами и показывала пальчиком на свои карты. Еще запали в душу тяжелые альбомы с фотографиями офицеров в высоких барашковых шапках и красивые портреты «принцесс» в шляпах и кружевных платьях. В юности Валентина приезжала туда уже сама, чтобы вновь и вновь видеть картины, мебель, золотые вензеля на хрустале и фарфоре, разговаривать с умной старухой, и уже встречала там малышку Агнессу. Ее отцом был сын Георгия, поселившегося после фронта этажом ниже. Бабушка Анастасия Романовна была жива и поныне, бодра и ясна головой в свои восемьдесят восемь лет.
— Дзиннь… — на столе Валентины зазвонил телефон.
Люся, бухгалтер, звонила из каморки. Она не могла справиться с новым сейфом, толстостенным ящиком светлого металла с набором хитроумных круговых замков, и просила о помощи. Люся не была знакомой Валентины, за нее ручался сам Алeкс.
— Максим Петрович! — позвала Валентина, — спуститесь вниз, разберитесь с сейфом, пожалуйста. Что-то мы, женщины, не ладим с техникой.
Она сконфуженно улыбнулась, как бы извиняясь за приказной тон. Прaва на него она пока не имела, и она понимала это.
— А потом перетащите пальму из конференц-зала, — бойко встряла Екатерина Дмитриевна, но осеклась и вскоре смущенно появилась на пороге кабинета.
— Верно, Валечка? Живая зелень лучше всяких картин, правда же?
Та кивнула. Пенсионерка ушла. В глазах Валентины мелькнула насмешка.
«Несладко быть в подчинении, дорогая Катюша? Так ли ты объяснялась, когда была и. о. завотделом? Как вспомнишь, так вздрогнешь, как говорится… Не забыть дать объявление в газету. С горсткой сотрудников много не наработаешь», — подумала одновременно и записала в календарь-памятку на столе.
Праздничный стол получился пестрым и вкусным. Вино, сыр, маслины, соленая форель, торт. Забыли про вилки, не оказалось штопора. Наконец, с бокалами в руках встали вокруг стола. Валентина взяла слово.
— Дорогие друзья, — сказала она торжественно. — Сегодня открывается наше агентство «Каскад». Легкого хлеба ждать не приходится. В Москве свыше семисот тысяч фирм, но лишь один-два процента готовы дать рекламу. Такова мировая статистика. Кто эти клиенты, как их найти? Сплошной обзвон и быстрая учеба во время работы — вот наши козыри. Выпьем за удачу и талантливое трудолюбие!
— Ура! — закричал Юра.
Голос его гудел, как колокол.
К 1997 году огромное, цветущее дотоле, хозяйство Москвы развалилось почти полностью. Легли на бок заводы и фабрики, опустели научные институты, на улицах появились нищие, бродяги, даже бездомные дети. Такого не видели уже несколько поколений московских жителей. С телеэкранов неслись зажигательные речи новых вождей, а цены росли, доходы уменьшались, и не на что стало купить теплую обувь к зиме, обновку к лету. Люди растерялись. После же прошумевших обманов МММ, Хопра, Гермеса, после того как их зачинатели, глядя в глаза миллионам москвичей, посулили доверчивым людям золотые горы и соблазнили, обманули «малых сих» — население совсем пало духом. Бессовестной болтовней оказывались и обещания депутатов, и обращения президента. Слова
Однако не все записались в обиженные. За семь лет окрепло новое поколение. Молодежь, ясноглазая, пробивная, засучив рукава, взялась за дело. Но пошла она не в заводские стены и не в производственные цеха, нет-нет! там оказались редкие единицы, но зато все внимание целиком сместилось в коммерцию. Сотни банков стянули в Москву деньги со всей страны, тысячи обменных пунктов меняли их на доллары, и эти малознакомые зеленые бумажки с победной мощью утвердились в роли второй платежной единицы. Стремительно обозначилось и невиданное торговое сословие, от разноплеменных базарных челноков, одевших-обувших Россию в турецко-китайский ширпотреб, и до безукоризненно-гладких умельцев на компьютерных и прочих технологических нивах. Палатки, прилавки, зонтики, старушки с сигаретами и дешевым тряпьем опоясали станции метро и другие центры городского многолюдия. Героем дня стал смышленый «новый русский», малый рисковый и беззастенчивый. Это для них, «новых русских», сияли витрины, безумствовала телереклама, крутилась бессонная ночная рулетка, для них же никогда не кончался рабочий день, гремели «разборки», взлетали на воздух дорогие иномарки. Стольких заказных убийств и крови, жадно повторенных всеми каналами, население столицы также не видывало…
На третий день после открытия через порог «Каскада» переступил прилично одетый молодой человек с
