Он склонился поближе, посмотрел ей в глаза, сильный, складный.
— Такая милая женщина и без мужа, — произнес вполголоса, так, что ее бросило в жар. — Встретимся? Сегодня. Давай?
Она смутилась. Хотела отшутиться, но слова не шли. Он не отводил от нее светло-карих, подсвеченных солнцем, глаз.
Она отрицательно помотала головой. Он не согласился.
— А я б тебя любил, и ты б меня любила. Я вижу. Встретимся? Я подъеду, куда?
У Ирины перехватило дыхание. Как давно с нею не разговаривали так, не просили ее. Она молчала. Мгновение было упущено.
Он тряхнул головой.
— В общем, не жилет, а целая кладовка. Все под рукой, сигареты, закусон, а сюда… обмыть, как говорится, чтобы долго носить, — от неуловимого движения его пальцев в боковой внутренний карман словно бы в самом деле скользнула бутылка.
Он завернул покупку в бумагу, вложил в пакет и протянул ей, нежно коснувшись запястья.
— Зря расстаемся!
— Может быть, — грустно сказала она. — Всего доброго.
— Будь здорова, голубка, — нежно попрощался он.
В субботу с цветами и с ярким пакетом в руке она позвонила в знакомую дверь. Открыл Павел, плотный, уютный. Они обнялись. Ирина развернула свой дар. Из внутреннего кармана торчала бутылка «Смирновской», во внешнем блестели пачка сигарет, где-то тарахтели охотничьи спички.
— Ух, ты! — усмехнулся Павел. — Карман на кармане. Я в них не запутаюсь?
— Семнадцать штук с рюкзачком для одеяла.
— Не слабо.
Он подергал клапаны с липучками, расстегнул и застегнул молнии, надел и повернулся в обнове.
— Все под рукой, все по уму, — сказал словами продавца.
— Не тесноват?
— На свитер самый раз, — опять слово в слово ответил он.
Они вновь обнялись.
— Пашенька, — зашептала Ирина, — сорок лет — это не страшно?
— Какие сорок? Это Иван Иванычу на десятом этаже сорок, а мне двадцать пять.
— Все шутишь.
— Ну, сорок и сорок, — небрежно ответил он. — Что делать? не я первый, не я последний. Вперед и с песней!
— А я дрожу как лист.
— Стыдись, Иришка.
— Ой, Пашенька!
— Не трусь, артистка.
— Не тру-усь… Значит, не просто?
Павел посмотрел на нее ласково и серьезно.
— Ах, ты, пичуга малая, — тихо проговорил он, лучший друг ее погибшего мужа. — Смелей, Иришка. Потерявший мужество теряет все.
— А не потерявший?
— Черпает силы в каждом дне.
Гостей пока не было. В гостиной уже белел скатерью длинный стол, уставленный соусниками, солонками, перечницами и стопками тарелок. Праздник ожидался немалый, хватило бы стульев и табуреток.
Настя окликнула ее.
— Пришла? У нас с тобой три часа на все про все.
— Успеем.
— Бери халат, передник, здесь все свои.
Они принялись перебирать рис, мелко резать баранину, морковку для настоящего среднеазиатского плова, такого, каким угощались когда-то в Нуреке. Одновременно подходило пышное сдобное тесто, начинки, приправы.
— Мои пироги весь дом знает. Как начну печь, дух на все этажи.
— Студень порезать?
— Хрен не забудь.
— Сделано. Ух, и злой! Аж до слез.
— Зелень не забудь.
— Настя, Настя, как тебе идет быть хозяйкой!
— А я везде хозяйка. Надо лишь поставить себя, — она понизила голос. — Думаешь, Пашка не хотел командовать? Ого! А я тихенько-тихенько, и снова королева. Пашенька! — крикнула она. — Не откажись, милый, протереть всю столовую посуду и рюмки с бокалами до блеска? А?
Павел вздохнул.
— Просто мечтал об этом. Скатерть я ту постелил, генерал?
— Именно ту самую. Умница моя.
Павел рассмеялся, подмигнул Ирине.
— Ишь какая, видишь?
Ирина взялась за дело. Застучала ножом, готовя салат, почистила селедку, прослезилась от лука. Две хозяйки управлялись на славу.
— Про Костю Земскова еще не рассказала тебе, — говорила, смеясь Анастасия. — Однажды возле студии он покупал яблоки на улице. Взял одно, другое, третье и стал подбрасывать одновременно все три. А продавец тоже умелец оказался, и давай перекидывать тоже по три яблока сразу. Так они и бросали друг другу, пока один гражданин из очереди осторожно не поинтересовался, мол, яблоки вообще-то продаются?
Собирались гости, становилось шумно. Ирина переоделась, на Анастасии тоже оказался другой наряд, в мелкий синенький цветочек, с открытым белым воротником.
Толстые альбомы времен гидростроительной молодости заняли всех. Их листали, покачивали головами, вздыхали. И выпивали по маленькой.
— Строили, строили… а для кого? Дяде в карман. Еще и недовольны.
— Хозяйки, несите закуски, мы уже начали!
— Начали так начали. Ириша, отнеси им селедочки и грибочков с луком. Холодец уже там. Пусть вспомнят молодость.
Наконец, все уселись. Были прочитаны стихотворные поздравления, разлито по рюмкам, и застолье началось. Плов внесли на блюде дымящейся горкой. Желтоватый рис, мясо, фрукты, горячий вкусный аромат поразили всех.
— Настя, дай рецепт!
— Ешьте, угощайтесь, пока горячий. Всем напишу с примечаниями, — раздавала тарелки хозяйка.
— Помнишь, Павел, прежние деньки? Целыми баранами угощались!
Праздник пошел.
Соседом Ирины слева оказался молодой человек лет двадцати пяти. Загорелое лицо, капризные губы. Ее представили как подругу хозяйки дома, известную артистку кино. Кто-то и в самом деле вспомнил ее лицо, но тут вниманием овладел плов, избавив Ирину от вопросов.
— А меня зовут просто Виталий, — простодушно улыбнулся сосед, наливая вино в ее бокал. — И я никому не известен, я робок и стеснителен. Удостойте меня капелькой внимания. Чессно-слово. Вам, знаменитой, это же ничего не стоит?
Она рассмеялась. Вино уже туманило ее голову, делая все чудесным и доступным.
— Будем знакомы.
Он вновь наполнил ее рюмку.
