кастаньетами щелкал хохот, прорывался сквозь губы.
Новый пируэт Кайнда, судорожный рывок марионетки, рассыпал гроздь звонких колокольчиков, заразительно веселый смех, — даже представитель военной власти показал золотые зубы.
— Сеньоры, наверно, знают, уйдет сегодня пароход или нет? — сказала она, полуоборачиваясь к коменданту и одновременно стараясь некоторой долей внимания загладить обиду, нанесенную этому неуклюжему мистеру.
— Думаю, к полуночи, — поспешил ответить Кайнд, желая поскорее перекинуть мостик знакомства между своей тщедушной персоной и геологически древней породой высшей портовой власти.
— И вы поедете дальше? — спросила она.
— Сейчас нет. Мой компаньон, сеньор Мейкер Томпсон, уже давно тут; я один прибыл на корабле из Нового Орлеана.
— Да, кабальеро уже несколько дней живет здесь, вмешался комендант; любезные слова отнюдь не смягчали его начальственного тона. — Вместе с Чи
. — Совершенно верно…
— Ваш катер приобрел турок?
— Я продал ему судно; машина плохо работала.
— Ас трухильянцем, однако, не выгорело дельце, перебил снова начальник порта, констатируя непреложные факты, чтобы знали эти… с-с-сыны дядюшки Сэма, что он не сидит тут зря, в потолок плюет, а прекрасно знает, чем они занимаются.
— Да, уж я предлагал ему деньги, одежду, мое охотничье ружье…
— Дикарь! — прервал комендант, вытирая усы и поднося ко рту рюмку с вином на донышке; высосав до конца янтарную жидкость, он закончил:- Этот народ, этот народ — сплошное дикарство на полном ходу! Чего вы еще хотите?
— На полном ходу назад! — воскликнул старый Кайнд, в глазах сверкнул смех, на губах — пузырьки слюны.
— Простите меня, если я заступлюсь за трухильянца, — повысил свой звучный голос Мейкер Томпсон. В нем не было ничего дикарского. Дело в том, что уроженцы побережья любят свободу и боятся утратить ее, уйдя в глубь лесов; поэтому они предпочитают терпеть всякие бедствия, нищету…
— Отсталость! — подхватил комендант. — Не говорите мне, что народ, враждебно относящийся к прогрессу, народ, не желающий жить лучше, это не дикари!
— Да, вы правы, правы, — Мейкер Томпсон говорил, устремив глаза на молчаливую смуглую красавицу, которая улыбалась ему, обмахиваясь веером. — …в том случае, если бы им не предлагали прогресс в обмен на то, чего они не расположены отдать, — в обмен на свободу. И поэтому я не верю в цивилизаторскую опеку. Людей надо либо силой скрутить, либо оставить в покое.
— Браво! — рявкнул военный комендант.
Кайнд кинул два очка своих крохотных черных зрачков в юношеское лицо соотечественника, шокированный столь открытым восхвалением силы, — силу стоит применять в этих странах как последнее средство, выгоднее подчинить их себе с помощью приманки: достижений современной техники во всех областях.
Присутствие черных слуг в салоне выдавали только ритмичные движения ловких рук. Круговращение черных звезд сопровождалось безмолвной сменой чашек, тарелок, приборов и бутылок, а когда сотрапезники смолкали, слышалось лишь жужжание вентиляторов, карканье цепей при погрузке судна и глубинный трепет бухты.
— Да, сеньоры, мы очень, очень отстали, — счел нужным заметить комендант, — очень отстали…
— Верно, — ответил Кайнд, оторвав губы от бокала, Военный жестом осадил Кайнда: сам он может так говорить, на то у него, у коменданта, и воинское звание, и портупея, и эполеты, он — здешний; но если вновь прибывшая свинья, безрукий… с-с-сьш гринго так походя запросто утверждает то же самое — это меняет дело.
— Совершенно верно! — патетически повторил Кайнд после тягостной паузы. — Отсталые — вот правильное слово, а не дикари, как было сказано раньше. Лишь по неведению малоразвитые страны называют дикими или варварскими. В двадцатом веке мы говорим так: народы развитые и отсталые. Развитые обязаны помочь отсталым идти к прогрессу.
— А что надо делать, чтобы отсталые народы, как вы их называете, шли к прогрессу? — вмешалась в разговор та, которую не принимали в расчет как собеседницу, вскинув на Кайнда свои глаза черного дерева.
— Вот именно, иной раз не мешает просветиться, сказал начальник порта, ловко фехтуя зубочисткой.
Кайнд на секунду призадумался — пауза, благодаря которой ответ прозвучал более веско.
— Ничего сверхъестественного, простой обмен. Отдать богатства и получить цивилизацию. Если то, в чем вы нуждаетесь, — развитие и прогресс, мы дадим вам их в обмен на богатства вашей земли. При таком обмене страна более развитая всегда распоряжается ресурсами страны менее развитой, до тех пор пока она не достигнет своего совершеннолетия. Взамен богатства — прогресс…
— За прогресс можно отдать и побольше… Я, как всякий уважающий себя военный, не верю в бога, но если от меня потребовали бы чему-нибудь молиться, я, не колеблясь ни минуты, заявил бы, что мой бог — Прогресс.
— Прекрасно! — Кайнд был в восторге. — Прекрасно! И так как действие, сеньор комендант, проявляется в движении, наши корабли уже начали перевозить корреспонденцию. Один пароход в неделю, для почина. Доставка корреспонденции, товаров, пассажиров…
— Я как женщина благословляю прогресс. Письмо… нечто невесомое, как биение сердца… дуновение души…
Она не продолжала, потому что комендант стал говорить о том, какое важное значение для жизни порта имеет еженедельный заход судна. Он говорил, держа чашку кофе на уровне усов и собираясь ее пригубить.
Кайнд оседлал своего конька:
— Конец изоляции страны и оживление ее главного порта на Атлантике — вот неопровержимые признаки прогресса. Посмотрим теперь, что дадите нам вы. Сейчас нам нужны бананы; мы уже закупаем их по самым выгодным ценам. Но я полагаю, что мы должны создавать плантации на свой страх и риск, ибо местные поставщики производят мало и удовлетворяют нас все меньше, если принять во внимание, что на рынках растет спрос, а ваши фрукты предпочитают всем другим.
— Так в чем же дело? — воскликнул комендант. Входите, дверь открыта!.. Вот вам земля! Чего вы медлите?
— Для этого мы и приехали с сеньором Мейкером Томпсоном — ставить дело на широкую ногу. Потребление растет, вы дискредитируете себя, и мы тоже теряем кредит, если на рынках не хватает бананов. На карту поставлено доброе имя страны, ваш престиж. Мы будем производить в широких масштабах не фрукты, а богатство. Богатство! Богатство! Деревни превратятся в городки, городки — в города, все пункты будут связаны железными дорогами, шоссе, телефоном, телеграфом. Не будет больше изоляции, не будет больше нищеты, запустения, болезней, бедности… Банановые плантации, рубка леса, добыча полезных ископаемых… Далеко не надо ходить, здесь поблизости есть золотоносные жилы, залежи каменного угля, жемчужные острова… Центры! Здесь будут центры цивилизации и прогресса!
— Друзья, — комендант встал, — нет, мы не бодрствуем в часы сьесты, мы грезим наяву…
Кайнд придвинулся к нему, протянул левую руку; за Кайндом последовал Джо Мейкер Томпсон. Они представились друг другу, назвав свои имена. Затем чужеземцы раскланялись с безучастной смуглой красавицей; она подняла дремавшие в ресницах глаза черного дерева и назвалась Майари.
— Мы продолжим этот разговор, когда кокосы наши поостынут. — Комендант сказал «кокосы» вместо «головы» привычным тоном остряка. — А для этого надо подождать до вечера. Вы придете ужинать на пароход?
— Весьма вероятно, — ответил Кайнд и, обратившись к той, что перебросила хрустальный мостик смеха к этому разговору, заметил:- Если вы обещаете не насмехаться над бедным калекой…
