– Ты. И напишешь и оставишь там свой наказ, твой наказ убить, ведь недаром ты зовешься Хуандо, до, до, до…
– Да как же мне это сделать, если в наказе я должен велеть тому, кто повстречает дурной огонь и возьмет холщовую сумку, убить в драке… врага, которого у меня нет?
– Все это правильно, Хуан-до-до, но я укажу тебе другой, лучший путь. Ты разорвешь цепь смерти, цепь, к которой ты прикован, понял?
– К чему я прикован?. – переспросил Хуандо после молчания, наполненного дыханием двух людей.
– К цепи смерти, которую разорвешь.... – стоял на своем Тата Гуамарачито. – и не будешь тогда таким дохлым, не будешь «фунесто».
– Разорвать цепь смерти? Нет, Тата Гуамарачито, это может принести мне еще больше бед. еще больше запутает дело…
– Дурной огонь, который тебя опалил и жжет тебе нутро, виновник очень многих смертей, и настало время его затушить. Благословен тот. да, благословен тот, кто, как ты, может это сделать…
– Скажи мне. – как?..
– Я сам пойду с тобой. Встретимся через восемь ночей на девятую. Сейчас ночи светлые, луна на небе, а через восемь суток мгла будет полная. И тогда я приду за тобой и все поведаю тебе, и мы пойдем вместе…
Тата Гуамарачито и Хуандо, засевшие в сосняке, услышали далекий стук лошадиных копыт. Неторопливый, четкий цокот. Они понимали, что лошадь осторожно идет по каменистой тропе у подножия холма и вот-вот выйдет на дорогу, возле которой им надо развести костер, дурной огонь.
На фоне тусклого отсвета звезд, в молочной полутьме обрисовалась фигура всадника. Лошадь была еще далеко. Самое время, однако, чтобы Хуандо зажег огонь. Он так и сделан.
Подобно звезде, упавшей в гущу темного леса, вдруг осветило дорогу яркое пламя.
Всадник заколебался, но другого пути не было, и… вот он уже вблизи костра, спешился с пистолетом в руке.
Человек не мог и не пытался уйти от соблазна. Побледнев, тяжело дыша, не замечая выбившихся из- под шляпы волос, которые лизали ему лоб и глаза, как языки черного пламени, он схватил холщовую сумку, вскочил на лошадь и удалился быстрым галопом, потом перешел на рысь, а костер продолжал пылать.
– Видишь, все очень просто.... – Тата Гуамарачито обнял Хуандо. – Теперь мне уже нельзя называть тебя «фунесто», ты избавился от колдовства дурного огня.
– Пора.... – сказал Хуандо и вздохнул,. – уже пора, через девять-то с лишком лет. и бог вам отплатит за то, что вы меня надоумили.
– Ты не только избавился от дурного огня, ты, Хуандо-до-до… ты оборвал цепь смерти. В записке, которую ты написал собственноручно и которую мы спрятали в трубочку и положили рядом с костями человечьими и с твоим мачете, с тем самым мачете, которым ты убил Сальватьерру. и с бутылкой змеиной настойки, в этой записке ты наказал не драться насмерть, не убивать… Но что же ты в ней написал?
– Хм, это моя тайна…
– Что ты велел сделать человеку, который прочтет наказ?
– He убивать, нет. Кого ему убивать, если, как я вам : Тата, у меня нет врагов?
– Ну так что же ты наказал?..
– Повторяю вам, Тата Гуамарачито, это моя тайна…
– Хорошо, молчу…
– А вы меня простите? Простите за то, что я вам ее не открываю?
– Не за что тебя прощать. Я уважаю людей, имеющих тайны. Но хочу тебе еще раз сказать, что ты не только отделался от дурного огня, но и порвал цепь из многих смертей… Мне минуло,. – продолжал старик, затягиваясь табаком и сипло откашливаясь,. – мне минуло почти сто лет, и ты хорошенько слушай , то, что я тебе расскажу. Стукнуло мне тогда столько, сколько тебе сейчас, лет тридцать…
– Мне. – двадцать восемь!. – воскликнул Хуандо.. – В общем, был я в твоих годах, когда наткнулся на дурной огонь и получил наказ биться смертным боем с человеком по имени Белисарио Консуэгра, с бедным горемыкой, как я потом узнал. О нем я не слыхал никогда и в глаза никогда не видывал, но вот однажды покупаю я коня на праздничной ярмарке и слышу, кричат: «Белисарио Консуэгра!» На меня будто гора каменная обрушилась. Ничего больше не слышу, не вижу. Обнажил я мачете, иду к нему и говорю: вытаскивай мачете и зашишайся, не то прирежу как поросенка… Он вытащил тесак, и я его прикончил, в куски изрубил, от запаха крови словно взбесился.
– А вы, Тата. от своего дурного огня наказом избавились?. – решился спросить Хуандо…
– Да, Хуандо-до… Мой наказ был таков: вызвать на драку и убить Талислало Яньеса, одного мексиканца, моего недруга. Повстречался мой дурной огонь и мой наказ человеку по имени Пласидо Сальгаэспера. И Сальгаэспера порешил мексиканца ударом мачете. А наказ этого Сальгаэсперы был. – покончить с его давним врагом, Гарричо Дардоном, которого прикончил Ремихио Уэртас, а наказ Уэртаса… Будь ты благословен за то, что порвал эту цепь!
Хуандо всегда смотрел на восход солнца, но еще никогда наступление дня не казалось ему таким прекрасным, как в то утро, когда он, освободившись от дурного огня, смотрел на зарождение, на алый румянец новой зари. Тата Гуамарачито не взял с него никакой платы. Мол, если Хуандо пожелает вознаградить его, пусть откроет свою тайну, скажет. – что написал, что наказал ТОМУ человеку на лошади. Но Хуандо не мог пойти на такое. Не мог принести свою тайну в благодарность Тате Гуамарачито и встречал рассвет в одиночестве. Хорошо смотреть на мир, благодарить его за то, что он существует. Смотреть без злобы и без печали. Эх, если бы вернулась Карде нала Сифуэн-тес! Но зачем хотеть, чтобы она вернулась? Он остановил свою мысль, испугавшись того, что подумалось. Но мысль не остановилась и привела к тому, что Карденала Сифуэнтесбыла частью колдовского огня, который толкнул его на преступление, сделал так, чтобы бедняга Сальватьерра лишился жизни, чтобы его холодное лицо засыпала земля.
