Кабала

рядом с воздушным акробатом — истребителем МИГ-35 с изменяемым вектором тяги двигателей, не сидел за штурвалом штурмовика-истребителя ЯК-130, на подвесках которого висели бомбы, или в кабине начиненного ракетами СУ-35. А восседал в величественном кресле на обнесенном саженцами туи собственном выставочном участке. Надо мной красовался огромный щит с надписью: “Петр Парфенчиков, русский. Уничтожаю цели в любой точке мира. Заказы принимаются без ограничений!” От этого этюда я впал в интеллектуальный экстаз. Готов был рассуждать и восхищаться своими суперкачествами. За пределами моего обогащенного опием сознания уже не существовало ничего: мир моего я становился миром всей Вселенной. Публика заинтересованно читала объявление, люди с улыбкой разглядывали меня, но пока еще никто не подходил и не вступал в разговор. Книга заказов была девственно чиста. Я одиноко загорал на солнце подмосковного Жуковского и уже подумывал, не выпить ли холодного кваса. Наконец ко мне подошел мужчина средних лет, невысокого роста, худощавый, с жидкой бородкой.

— Я не интересуюсь чужими секретами, но позвольте задать вам несколько вопросов, — вежливо обратился он. — Можно ли познакомиться с Петром Парфенчиковым?

— Я не отказал себе в удовольствии представиться. Встав с кресла, протянул руку.

— Это я сам. С кем имею честь?

— Писмарчик. Владимир Писмарчик.

— Чем могу служить? — неторопливо спросил я.

— Как понимать вашу рекламу? Фигурально? Или вы уничтожаете цели на игровом компьютере?

— Нет-нет. Я выполняю заказы в реальном времени, берусь за реальные цели, физически ликвидирую любой объект, невзирая на уголовные кодексы. Ведь какие обвинения могут предъявить Парфенчикову? Я уничтожаю все, что пожелаю, но не с помощью самолетов, ракет и бомб, представленных на выставке. Я не рассчитываю на динамит и гексоген, а направляю на объект необыкновенную разрушительную энергию мысли. Поэтому нет и не может быть никаких доказательств моей вины. Мало что человек задумал. Теперь в России дерзость не осуждаема!

— Что-то не верится мне, уважаемый господин Парфенчиков, что вы на такое способны. Можете ли продемонстрировать свои удивительные таланты?..

— Пожалуйста, воля ваша, коли просите. Через секунду я уничтожу всю вашу одежду. Вы останетесь голым. Готовы?

— Уничтожите мою одежду? Вот так просто, щелчком пальцев? Вертлявым словцом из восточных сказок? Ха-хаха! Вы просто ненормальный! Кем же еще вас назвать?.. Да и все так думают!

Писмарчик обвел взглядом уже толпившихся перед стендом смеющихся посетителей. Он почти согнулся от хохота. В его гадком взгляде прочитывалось презрение. Я оскорбился. Искушение немедленно проявить оригинальные способности усилилось. Я пристально, с сильно бьющимся сердцем, наблюдал за публикой. От волнения мне не хватало воздуха. Чувство озлобленности подтолкнуло к действию.

— Уничтожается одежда господина Писмарчика! — объявил я громким голосом.

Я мог бы ликвидировать ее лишь мысленно, но мне захотелось зрелищности и криков изумленных зевак. И я был удовлетворен — передо мной стоял абсолютно голый Писмарчик с выпученными глазами! Горшком туи он затравленно прикрывал свои гениталии и, как помешанный, озирался. Казалось, головки мака теперь смеются вместе со мной.

— Что вы сделали? — вначале шепотом, а потом все громче повторял он. — Оденьте меня! Я не хочу быть посмешищем! Сказал, немедленно оденьте меня! В чрезвычайном недоумении Писмарчик не знал, как себя вести. А я был доволен, более того, восторг переполнял меня. Я всем сердцем почувствовал безумное наслаждение, которое доставляет возможность быть сверхчеловеком.

— Вы требовали доказательств, господин Писмарчик! Вот они! Убеждайтесь! Убеждайтесь! Доказательства весьма веские. А вот воссоздать уничтоженное я, простите, не обещал. У меня такой программы пока нет. Прощайте, Фома неверующий! Я больше пальцем для вас не пошевельну!

К моему стенду с криком и визгом бросилась толпа. Одни в истерике настойчиво вопрошали, почем один заказ. Несколько человек схватили мои руки и стали их целовать. Кто-то упал на колени. Молодой человек, вцепившись в мои брюки, жалобно умолял навсегда уничтожить всю службу ГИБДД.

— Кто только заступит на работу в эту проклятую контору, должен тут же окочуриться. Прошу вас. Дальше так жить нельзя…

— Убейте всех пожарных инспекторов. Спасите Россию. Они душат нас поборами. Умоляю… — рыдала полная блондинка.

— Взорвите миграционную службу! — причитал здоровый краснолицый мужик. Уничтожьте этих кровососов! Они ежедневно уводят с моей стройки рабочих якобы для проверки документов. К регистрации не придерешься, но они продолжают уводить одних и тех же людей, чтобы вымогать у меня деньги. Это вероломство нарушает график строительства. Я несу убытки! Разбомбите их шарашку!

Тут до слуха донесся писклявый женский голос:

— Господин Парфенчиков, вы наша надежда! Отправьте на кладбище всех инспекторов Роспотребнадзора. Это нелюди! Бесполые существа, получающие оргазм от взяток. Душат нас! А управы на них нет!

Раскрасневшееся лицо просительницы передергивалось от возбуждения. Группа крепких мужиков басила в унисон:

— Нанеси смертельный удар по стройинспекции. Вот поганая порода — как тараканы и крысы, они могут прятаться по темным углам подвалов. Не промахнись. Истреби всех до одного! Государство плюет на их беспредел! Спаси хоть ты нас! Раздави этих негодяев!

«Опусти в сточную канаву всех судей. Тотальной продажностью они губят страну», — несла огромный щит другая группа граждан. Несколько молодых людей настойчиво требовали отключить телевидение и поместить всех журналистов в клинику Кащенко! Жалость и испуг охватили меня. На великий проект по избавлению соотечественников от чиновничьих паразитов и от акул медийного цеха, казалось, не хватит сил. Я на мгновение опомнился, поднес к себе мешок молотого мака, съел на сухую еще две ложки и стал ждать прилива свежих сил. Мне уже недостаточно было слышать и созерцать окружающий мир, как это делают миллиарды современных людей. Особенно те, кто сидит у телевизора. Я хотел значительно большего — чувствовать его, размышлять над ним, совершенствовать его. А это самое главное помогало мне в таком деле чудеснейшим образом. Ведь, чтобы сесть на маковую головку, необходимо иметь богатейшую душу и интеллект с ироническим окрасом. Нынешняя же моя жизнь обращена лишь вовнутрь — на фантастическую сцену подсознания. А там неимоверная многоэтажность, во многих углах прячутся причудливые персонажи, из-за каждой двери проглядывают очертания фантастических сюжетов, просятся к распознанию рукописные тексты. Поэтому сейчас я был уже уверен: дополнительная энергия опиатов воспалит мой разум, пробудит во мне новую радикальную силу, способную в миг уничтожить всех этих мерзавцев. Ведь самые ужасные заблуждения, пронизывающие все нынешние социальные доктрины, заключаются в том, что человека, каким бы он ни был грубейшим нарушителем законов общежития, нельзя убивать. Вот еще! Ха-ха-ха! Но как же изменить людскую породу к лучшему? Откуда ждать другие рецепты обновления? Что, с неба? Но религия давно обанкротилась, полторы тысяч лет хватило, чтобы разум стал относиться к Божественному Писанию пренебрежительно, да другого и не могло быть. Сколько же можно верить в чудеса? И не только внешние, по поводу которых сущий завал антинаучных заявлений, но внутренние? Например, что с помощью «боговдохновенных» текстов люди способны качественно изменить свое духовное кредо. Дескать, скрижали Библии отличаются от всех других текстов мощной Божественной силой. По логике вещей именно так и должно быть. Ведь, если священные книги есть ни что иное, как действительно слово Божье, то эти тексты обязаны иметь некую чудотворную силу, меняющую людскую суть. Но что, история христианства хоть на йоту доказала Божественную энергетику этого документа? Что, есть нынче смельчаки, способные настаивать на этом или научно обосновать изложенную пращурами фантазию? Конечно, единицы найдутся, скажем, один — два процента от всей популяции, но людской-то массы нет! А ведь как раз в массе дело, если Он создал всех, а не какую- то избранную группку. Тут я вспомнил своего приятеля Таирова, который упрашивал меня не задавать ему каверзных вопросов, связанных с религией. “Не спрашивай меня об этом, моя вера еще слаба! Понимаешь, я не хочу слышать ничего такого, что может поставить под сомнение мои религиозные убеждения…” — Так ты же сорок лет денно и нощно проводишь в церкви. Читаешь Евангелие, Ветхий Завет. По-моему, это твои