отхлестали по скисшей физиономии. Я даже начал распродавать свой гардероб, который еще недавно вызывал у меня восхищение, а у приятелей — неприкрытую зависть. И наконец отчаявшийся Петр Петрович случайно знакомится с маковой головкой. Буквально во второй-третьей главе этого замечательного романа, преследовавший меня страх необратимой неудачи напрочь отступил. Неведомая, загадочная сила заставила меня осмотреться. Я стал с напряженным вниманием вглядываться в самого себя. Я впервые, фактически, задумался о себе без посредничества ТВ, радио, глянцевых журналов, гламурных вечеринок, книжиц, рассчитанных на массового читателя, салонных бесед об успешной жизни. Задумался и развел руками: только это необходимо человеку и ничего другого! Вон из головы все прежнее! Чтобы быть абсолютно свободным, необходимо пристраститься к магическому цветку. Только и всего! От природы чрезвычайно восприимчивый, с развитой интуицией, я понял: нечего рассуждать! И абсолютно уверился, что исконно русская идея нравственного возрождения самым тесным образом связана с научными исследованиями по изучению молотого мака. Лишь кукнар способен открыть тайные рецепты совершенствования человека. И тогда счастье навалится волной в десять балов. Хочешь стать президентом? Никаких проблем! Олигархом? Режиссером? Маршалом? Стань им на день, на два, на год, на вечность! Маковая головка поможет! Она слепит из тебя того, кого ты сам захочешь. На любой сиюминутный каприз. Кого хочу, тут же из себя сотворю, вылеплю, а административный ресурс, взятки, могущественное собственное состояние, пенис размером в тридцать пять сантиметров тут совершенно не помощники. Один вечный, потрясающий волшебник — маковая головка с едва заметной желтизной. Благодаря ей ты погружаешься в мир настоящих чудес. Господи, как все удивительно просто! Почему я раньше не допер до этого фантастического умозаключения? Сохранил бы покой близким, не ведающим главнейшего смысла жизни. А то вначале все спустил, разорил себя и родных и лишь потом прозрел. Глупо все вышло! Бездарно! Ужасно дорогим оказалось отрезвление. Но теперь-то я знаю сокровенный секрет существования, и никто меня не собьет с истинного пути. Бесполезно! Я сам нашел дорогу к своему полнейшему, бескомпромиссному освобождению. Прежней убогой ментальности я противопоставил кристально чистый мир полевого цветка. Этот мир уже полностью открылся мне, и, надеюсь, навсегда. Страсть к маковой головке, убежден я, это высшая форма творчества. Прикосновение к объекту очарования рождает в нас второе всепроникающее зрение. Начинаешь строить свою жизнь без посторонней помощи и капитала. С одним лишь долговым обязательством — всемерно поощрять в себе влечение к этому самому. Так неожиданно я ухватился за золотой ключ от высших миров и царства неслыханных удовольствий. В глубинах моего сознания это замечательное открытие хранится бережно, словно раритетное насекомое в коллекции педантичного энтомолога. Как приобщенный к абсолютной идее, я в объятиях волшебного состояния, титулуя себя Божественным избранником, стал презирать свое прошлое, ненавидеть чванливую позу столичного тусовщика. Дрянь я, дрянь! — поминутно ворчал я про себя. — Хватит! Пятнадцать миллионов долларов пустил коту под хвост, а никакой радости не получил. Сколько бы я ни рылся в памяти, лишь человеческая порча прет из нее нескончаемым потоком. Всякий раз возникает ощущение, что вырвался Парфенчиков из сущего ада вопреки бесовской воле. Но все, баста! Терпение истощилось! Иллюзии разрушились! Глаза открылись! Я больше не впаду в пошлые заблуждения минувшего. Став добровольным рабом маковой головки, я твердо знаю, что лишь она спасет меня от всякой нечисти, а особенно от людишек, роем кишащих в столичных элитных кругах. Я принял кукнар безраздельно, с сознанием и душой, страстно влип в него неистово и безумно, как Рогожин в Настасью Филипповну. Ох, если бы больше людей постигли маковую энергию! Совсем в другую жизнь окунулся бы наш народ. В благородное одиночество, в фантазии мятежного духа, в игру воспаленного разума. А в результате был бы сделан шаг вперед по пути совершенствования русского человека, гомо сапиенса вообще. Это так актуально! Теперь я превосходно научился управлять своим рассудком. Поэтому безмерно горжусь своим отличием от всех других! Ведь кто они все сегодня, в начале двадцать первого века? Ищущие себя и в этом бессмысленном поиске совершенно ничем не брезгующие? С гордо поднятой головой плюющие на закон, совесть, религиозные традиции, биологические программы и окружающий мир? Да так вдохновенно, что воистину кажется, будто человек — самая последняя сволочь. Да-да, многие из них как раз это и доказывают. И сам я больше семи лет упорно убеждал в этом свое окружение, особенно по восточную сторону от Буга, Тисы и Немана. Пора признаться, что ощущать себя подонком, ежечасно общаясь с тусовочной элитой, тоже было наиприятнейшим удовольствием. Не теперь, понятно, а тогда, когда, плетя интриги в высоких сферах я носился по столице. Ведь если сам ты не законченный поганец, то как с мерзавцами дружбу-то крутить? Распознают они в тебе черную овцу и тут же выбросят за борт корабля шикерии. А отлученный от стола в нынешнем нашем отечестве без маковой головки погибнет враз. Трудно себе представить, что в высшем обществе столицы есть приличный человек, у которого в достатке честь, моральные принципы, совесть, твердая гражданская позиция. Во всяком случае я такого не встречал, хотя ежедневно сновал по Москве, переговариваясь с сотнями людей. Ох как хотелось бы встретить!..»
Именно в этот миг перед глазами Петра Петровича возник невзрачный очкарик — невысокого роста, лысоватый, с выпуклым морщинистым лбом и ярко-синими прожилками на крупном пунцовом носу. Он с трогательной услужливостью начал:
— Приглашали? Разрешите представиться — профессор Кошмаров. Евгений Кошмаров!
Парфенчикову сперва показалось, что у него возникло очередное мимолетное наваждение. — Минуту он колебался в сомнениях: мерещится ли ему незнакомец или тот существует на самом деле?
— Как раз занимаюсь проблемами, которые вас волнуют, — продолжал очкарик. — Собираюсь изложить вам много интересного, чтобы упросить о подобающем участии в моих исследованиях.
Петру Петровичу пришлось выныривать из своих грез в пошлую реальность. С жестокой усмешкой он спросил:
— Как я мог приглашать совершенно незнакомого человека? Да и откуда вам знать, какие вопросы гнездятся в моем сознании? Все это чрезвычайно подозрительная мистика… Как вы сказали? Господин Кошмаров? Профессор? Никогда не слышал! — Но тут Парфенчиков вторично засомневался: подтвердил ли тот свое имя?
— Вы правы! — охотно подхватил лысый. — Я не собираюсь доказывать факт нашего знакомства. Расточительная на мерзости столичная тусовня, отхватившая, используя подлог, роль интеллектуальной части общества, выдавила меня в закулисье. Поэтому публике я не виден. Но хочу с гордостью заметить, что тем не менее появляюсь всегда без вызова, стремясь доказать свою научную исключительность. Согласен, что пока не был вами востребован, но абсолютно уверен, что уже через пару минут вы стали бы обращаться за советом. Причем настаивали бы на нем. Я ведь единственный, кто точно предвидит обстоятельства самого ближайшего будущего. Нет, я не прорицатель, не оракул. Я, так сказать, модулятор нового времени. А вы, как я знаю, мечтаете стать участником таких научных экспериментов. Даже согласны безоговорочно жертвовать собой. Такой настрой мыслей мной искренне приветствуется. Времени у нас, господин Парфенчиков, не так уж много, может, начнем?
— Как это? — заинтересовался Петр Петрович.
— В самом начале необходимо изменить вашу генетическую программу и набор социальных характеристик. Сегодня быть только русским, полинезийцем, арабом или японцем чрезвычайно опасно. Совершенно бесперспективно существовать в монокультурном пространстве. Это сковывает этнос, не дает ему шансов сохранить себя в ходе эволюции. Чтобы переломить ситуацию к лучшему и с оптимизмом взглянуть в будущее России, я должен добавить в вашу кровь пятнадцать процентов немецкой генетической закваски. Это качественно обновит в русском человеке биомеханизмы, отвечающие за организованность и правовую дисциплину. Десять процентов китайской крови повысят трудовую активность и придадут способность к внутренней сосредоточенности. Десять процентов еврейской крови обеспечат развитие предприимчивости и рачительности. А еще пять процентов грузинской крови, несомненно, улучшат внешний вид русского человека, усилят его эмоциональность и жизнелюбие.
— Так что, во мне останется лишь шестьдесят процентов русского?! — почти в ужасе вскричал я. — А нельзя ли, профессор Кошмаров, хотя бы без еврейской и грузинской крови?
— Без участия этих двух этносов никак нельзя. Вы достаточно заурядный индивид. Редкие русые волосы, широкие скулы, нос вдавленный, как у боксера, подбородок скошенный. Жидкая растительность на лице — женщины этого не любят. Глаза бесцветные — то ли серые, то ли бледнозеленые. Ростом тоже не удались, никак не выше 162 сантиметров. Так ведь? Грузинские гены сделали бы вас красавцем жизнелюбом, любимцем общества. И разве случилась бы история с бездарной продажей за гроши отцовских
