неистовому разгулу тщеславия, как панацее избалованного самоутверждения. Конечно, я говорю о характере столичных жителей. С представителями других мегаполисов я не знаком настолько, чтобы понимать их психологию. Со временем и ты познакомишься с этой яркой отличительной чертой москвичей.
— Не заметил, что в твоем рассказе есть что-то действительно диковинное. В нашем Кане встретишь многих с аналогичным нравом. Я жил в Барабинске, часто бывал в Красноярске, Новосибирске, в других местах — все то же самое, та же человеческая масса по своей сути. Ты, видимо, мало ездил по стране, поэтому оставался в неведении. А я, пристально наблюдая за соотечественниками, отметил их духовную однородность. И, совершенно не боясь, переехал в столицу. Преотлично понимаю, что здесь живут люди с теми же запросами и стереотипами, что и в моем бывшем сибирском городе, по всей стране. Аппетиты, потребности разные? Да! Но почти для всех характерна цельность, монолит двуединства! В этом наше главное отличие от западного мира: в каждом из нас гармонично сосуществуют две противоположности — добро и зло. А впрочем, почему противоположности? Я уже давно пришел к убеждению, что такое парадоксальное сочетание украсит любого на Западе и Востоке.
— Может быть, может быть… Теперь не только москвичей характеризует эта особенность, она уже задела, изменила граждан всей страны, — согласился Картузов. — Готов предположить, что через какое-то время она перешагнет пограничные заграждения и разрушит этнические устои. Ведь глобализирующийся рынок унифицирует человека, сохраняя его таким образом в новой реальности. Эта реальность прерывает историю духовного совершенствования и возвращает людей в стихию природных инстинктов. Именно инстинкты вновь начинают нами править. Я лично этому весьма способствую! У меня в арсенале есть своя гипнотическая приманка в виде новой догмы: всем все дозволено, если игра красиво обставлена. Если грань между чистотой и мерзостью стерта ласковым слогом, снисходительностью и аристократическими манерами. Я заметил, что народ уверовал в эту новую догму и стал чувствовать себя по настоящему счастливым. В какие времена это было возможно? Впрочем, хватит об этом. Давай вернемся к нашим делам. Нужен тебе на «Бентли» крутой номер? Если да, то скажи с какими цифрами.
— Два нуля с нечетным числом, кроме тройки.
— Такой номер будет стоить тысячу долларов. Считай, что он будет моим презентом. Еще талон с правом нарушений. Его цена пятьдесят тысяч долларов. Брать будешь? Без них у нас невозможно. Часами будешь торчать в пробках…
— Один на все машины?
— Нет, — рассмеялся Картузов, — на каждую свой талон. Это весьма серьезно.
— Я возьму два. На «Бентли» и «Мерседес».
— Мигалка! Она стоит двести тысяч долларов. Но какой резонанс, авторитет…
— Я не настолько богат, чтобы заказывать две. Возьму одну… А торговаться можно?
— Можно. Но цена останется прежней.
— Одну.
— Милицейское сопровождение хочешь? Тут планка авторитета поднимается еще выше.
— Сколько стоит?
— Пятьдесят тысяч долларов в месяц. Машина и два бойца с «калашниковым» круглосуточно. Советую оплатить эту услугу. Престижно и исключает случайные риски с наездами криминала…
— Они еще в ходу?
— Не часто, но бывают. Главное — не наследить.
— Наличие индивидуальной вооруженной охраны не помешает ли устройству на государственную службу?
— Почему должно помешать? Есть немало депутатов и чиновников, пользующихся этими услугами. Платить надо поквартально, но вперед…
— О’кей! Беру.
— Давай подобьем баланс: два спецталона, одна мигалка, годовое сопровождение с милицейской охраной. Итого — шестьсот восемьдесят тысяч долларов. Плюс посреднические тридцать тысяч шестьсот. Со мной можешь рассчитаться на месте, другие платежи внесешь сам, я направлю тебя в нужные места…
— О’кей! — повторил Леонид Иванович, после чего достал из кейса три пачки долларов, остальные вытащил из бумажника и передал все Картузову.
Он хотел было возразить: дескать, почему гонорар за милицейское сопровождение взимается из учета годовой ставки, ведь он не был еще убежден, что оставит охрану на целый год. Но потом решил, что, если бы сам предлагал аналогичный сервис, также взял бы за год, и не четыре с половиной процента, а все десять. «Этим москвичам лишь кажется, что они волки бизнеса, волчата они незрелые», — про себя усмехнулся Ефимкин.
В этот день Леонид Иванович приобрел с существенными скидками «Мерседес» и «Ауди». Кроме того, Михаил Александрович приодел его, как респектабельного москвича. Пара чемоданов одежды, несколько ящиков элитного вина, «Роллекс» и «Вашерон Константин», другие аксессуары были уложены в «Мазератти». В конце шопинга Картузов подсчитал личный барыш — новоявленный москвич в первый день их знакомства израсходовал один миллион триста девяносто пять тысяч долларов, так что прибыль посредника составила почти шестьдесят пять тысяч зеленых. Для кризисного лета 2009 года совсем неплохой доход. Картузов был доволен собой, ибо смог закрепить в сознании провинциала свое лидерство. «Ефимкин уже чувствует себя приниженным. Это дает мне возможность строить далеко идущие планы», — удовлетворенно заключил он.
Вечером Леонид Иванович, усталый и счастливый, дожидался Картузова с подружкой в ресторане «Дель Соль». Вспоминая уходящие сутки, он убеждал себя, что для него все было абсолютно ново: роскошные бутики, шикарные дамы, гордые богачи, невиданные доселе мировые бренды, многообещающие взгляды стройных продавщиц, заоблачные цены, глянцевые интерьеры, экзотические блюда — и вновь кружило ему голову. Но постепенно, несмотря на эйфорию, Ефимкин начал испытывать смертную тоску по огромной сумме, выложенной ради утверждения своего столичного статуса. Тоска быстро переросла в боязнь внезапного безденежья. Леонид Иванович стал укорять себя за глупый страх. Однако переселение уже казалось ему ошибочным и вздорным шагом, а потеря контроля над собой в ходе покупок представлялась непростительной. «Я был готов к тратам, но расходы на талоны, мигалки и прочее, в которые меня ввел Картузов, — эти дополнительные полмиллиона долларов с лишком — позволил себе в каком-то помутнении. Общие затраты одного дня составили более двадцати процентов всей моей наличности! И это в период экономического упадка! Я хотел спрятаться среди федеральных чиновников высшего звена и скромно преумножать свой незначительный капитал взятками и поборами. А оказался банальным провинциальным клиентом, разинувшим рот перед товарами для богатейшей публики. Что для меня главное? Накапливание денег во имя высшей цели или пустое прожигание жизни? Здесь есть выбор: стать настоящим богачом либо довольствоваться ролью середнячка из захолустья. Вместо того чтобы заплатить за выгодную должность в держрезерве и начать столичную карьеру, я покупаю мнимые величины. Не подозревал, что окажусь так податлив на искушения шикерии. Словно забыл обиды прошлой жизни! Захотелось в момент прыгнуть, перелететь из грязи в князи…»
Подобные уничижительные монологи он произносил про себя вплоть до появления Картузова с подругой. Они сопровождались взрывами досады на свою болезненную неспособность противостоять соблазну, сибирской бранью по поводу собственной расточительности, призывами победить страсть к потреблению и наглухо зашить карманы…
Михаил Александрович с Яной вошли в зал не без торжественности. Дама прямо с порога устремила взгляд на аквариум, в котором затаились атлантические омары. Казалось, даже взрыв бомбы не сможет отвлечь ее. Этот немигающий пристальный взор поразил Ефимкина больше красоты девушки. «Что это с ней? — встревожился он. — Может, смятение чувств?»
Леонид Иванович приподнялся и растеряно пробасил:
— Добрый вечер!
— Яночка, дружок, — склонился к девушке Картузов, — это мой новый приятель. Он из Сибири. Интересный, талантливый человек. Пару дней назад перебрался в Москву, так что нуждается в рекомендациях и ориентирах. Пожалуйста, будь его гидом в высшем свете, окажи сибиряку поддержку.
