считает русское предложение неприемлемым. Таким образом, царское правительство наткнулось на неодолимые дипломатические препятствия. На открытую борьбу оно не решалось. Сазонов не нашёл другого выхода, как дезавуировать выступление Чарыкова. В интервью сотруднику «Matin», известному французскому журналисту Стефану Лозанну, он заявил, что по вопросу о проливах «Россия ни о чём не просит, не начинала никаких переговоров, не предпринимает никаких дипломатических шагов». Был пущен слух, будто Чарыков вышел за пределы данных ему инструкций. Вскоре после этого, в марте 1912 г.,
Чарыков был отозван со своего константинопольского поста.
Миссия Холдена. Хотя германский империализм и угрожал морскому первенству Англии, хотя он и посягал на её интересы на Ближнем и СреднемВостоке, тем не менее в Англии имелись сторонники сближения с Германией. Наибольшее влияние эти прогерманские элементы имели в либеральной партии, именно в её пацифистском крыле. Они были представлены и в кабинете Асквита. «В течение семи лет, — писал Грей 5 марта 1913 г., — некоторые пангерманцы обрабатывают наших прогерманцев. Пангерманцы — шовинисты, наши прогерманцы — пацифисты, но тем не менее они весьма подвержены влиянию первых». В числе пангерманцев Грей называл профессора Шимана. Этот балтийский немец известен был не только крайностями своего шовинизма, не только необузданностью захватнических вожделений, но и своей зоологической ненавистью к России. Спекуляция на англо-русских противоречиях, особенно из-за Персии, играла в этой обработке английских прогерманцев немаловажную роль.
Грей утверждал (не совсем точно), будто этим пронемецким влияниям никогда не удавалось воздействовать на внешнюю политику британского правительства. «Но, — тут же добавлял он, — это не является основанием для того, чтобы мы сами любезно доставляли им пищу для их интриг». Очевидно, считаясь с влиянием прогерманских элементов в кабинете, во главе которых находился лорд Мор лей, Грей старался создавать впечатление, что не упускает ни единого случая «примирить» англо-германские противоречия. «Я всегда ощущал, — говорит он в своих мемуарах, — что прогерманский элемент страны был вправе требовать, чтобы наша внешняя политика до известного крайнего предела была направлена на дружбу с Германией. Этот предел оказался бы превзойдённым лишь в том случае, если бы нам предложили нечто такое, что привязало бы нас к Германии и нарушило бы согласие с Францией… Было важно, чтобы эта политика поддерживалась именно теми, кто придавал величайшую ценность Антанте. Это было единственным — средством сохранить в кабинете и в либеральной партии единство, необходимое для поддержания англо-французской Антанты». Грей добавляет, что именно поэтому он и не отверг предложения о поездке в Берлин одного из английских министров. Идея эта возникла в начале 1912 г.
Стало известно, что германское правительство имеет в виду новое увеличение судостроительной программы. Действительно, в Берлине было решено в течение 1912 г. внести в Рейхстаг закон о постройке трёх дополнительных дредноутов в период с 1912 по 1917 г.
Английское правительство готовилось ответить на это усилением собственных морских вооружений. Но оно считало тактически целесообразным предварительно произвести пацифистский маневр: ему важно было продемонстрировать, что ответственность за рост вооружений ложится на Германию.
Переговоры начались через частных лиц — двух влиятельных крупных капиталистов. Одним был директор Гамбургско-Американской компании Баллии, поборник сближения с Англией, другим — банкир Эрнст Кассель, личный друг короля Эдуарда VII. При посредстве Баллина Кассель имел свидание с Бетман- Гольвегом.
Договорились о желательности приезда в Берлин Эдуарда Грея. Однако Грей ехать в Берлин отказался. Он лично не верил в возможность примирения с Германией и боялся, что поездка министра иностранных дел уж слишком напугает Париж. Кабинет решил вместо Грея послать в Берлин военного министра Холдена. Перед его отъездом Грей известил французское правительство о задуманных переговорах. Он заверил, что не подпишет с немцами никакого документа, который связал бы ему руки, и добавил, что поездка Холдена имеет чисто информационный характер.
8 февраля 1912 г. утром Холден прибыл в Берлин. В тот же день он встретился с Бетман-Гольвегом. Беседа коснулась прежде всего политического соглашения о нейтралитете. Это всего больше интересовало Бетмана, желавшего оторвать Англию от России и Франции. Бетман предложил следующую формулу: каждая держава обязуется соблюдать нейтралитет, если другая «окажется вовлечённой в войну». Согласие Англии на такого рода договор означало бы её прямой отказ от Антанты. Холден отклонил проект Бетмана, заявив, что Англия не может допустить разгрома Франции. Он выдвинул иную формулу: каждая из двух держав обязуется не участвовать в непро-воцированном нападении на другую. Бетман выразил сомнение к эффективности формулы Холдена. «Он ответил, — пишет Холден, — что очень трудно определить, что надо понимать под агрессией или непровоцированным нападением. Я возразил, что нельзя определить количество зёрен, составляющих кучу, но всякий, кто видит кучу, знает, что это такое». Бетман кончил заявлением, что он ещё «подумает» над проблемой такого соглашения. После этого собеседники перешли к вопросу о флоте. Холден высказал мнение, что соглашение о нейтралитете осталось бы мёртвой буквой, если бы продолжалось соперничество в области морских вооружений. Бетман возразил, что Германия не может отказаться от нового морского закона. Тогда Холден поставил вопрос, нельзя ли хоть отложить срок закладки предусмотренных германским планом кораблей. На соответствующий намёк Бетмана Холден добавил, что в случае успешного разрешения обоих затронутых вопросов будет открыт путь для частичного удовлетворения колониальных требований Германии. При этом он дал понять, что можно будет вернуться к вопросу о разделе португальских колоний, а также обеспечить Германии и кое-какую другую добычу. Было упомянуто и о соглашении относительно строительства Багдадской дороги, финансирование которого попрежнему тормозилось Англией. Взамен Англия должна была бы получить контроль над последним участком дороги от Багдада до Персидского залива.
На другой день утром Холден встретился с кайзером и адмиралом Тирпицем. Разговор вращался вокруг морского вопроса. Тирпиц занимал непримиримую позицию. После долгой и бесплодной дискуссии Вильгельм предложил следующий выход: нужно сначала заключить договор о нейтралитете и соглашение по колониальным вопросам. В обмен за это его правительство отсрочит на один год выполнение нового морского закона, т. е. дополнительные линкоры будут закладываться не в 1912, 1914 и 1916 гг., а в 1913, 1915 и 1917 гг. Холден признал эту уступку совершенно недостаточной. После встречи с кайзером Холден снова беседовал с Бетманом. Холден заявил канцлеру, что вряд ли британский кабинет что-либо даст Германии в обмен за столь ничтожные уступки. Бетман-Гольвег имел подавленный вид. Но Тирпиц был явно доволен неудачей переговоров.
Холден и большинство английского кабинета тоже не были огорчены. Жест был сделан, и данные для демонстрации английского пацифизма были налицо. Кроме того, Холден привёз из Берлина ценную информацию о новом германском морском законе и вообще о германском флоте.
Вскоре Грей официально сообщил германскому послу, что соглашение о нейтралитете невозможно, раз продолжается соревнование в морских вооружениях. Бетман попытался добиться от Вильгельма и Тирпица более значительных уступок англичанам, но потерпел неудачу. После того как вопреки обычаю кайзер лично протелеграфировал послу в Лондоне весьма жёсткие инструкции, Бетман даже подал было в отставку, но по настоянию Вильгельма сейчас же взял её обратно. Всё же поездка Холдена не осталась безрезультатной: она послужила началом англо-германских переговоров по ряду колониальных вопросов и сдвинула с мёртвой точки переговоры о Багдадской железной дороге. Эти результаты, как и самый факт приезда Холдена, создавали в Берлине впечатление, что германская агрессия вовсе не обязательно должна встретить такое решительное противодействие Англии, как в дни «прыжка «Пантеры»».
Упрочение англо-французской Антанты. Грей сообщил Камбону о результатах миссииХолдена и об отказе Англии подписать с Германией соглашение о нейтралитете. Но, повидимому, окончательно успокаивать французов английская дипломатия не хотела. Некоторая неуверенность французского правительства в позиции Англии представлялась Грею отнюдь не излишней. Она должна была побудить Францию ещё больше заботиться о поддержании дружественных отношений с Англией. Впрочем, некоторые английские дипломаты не сочувствовали этой игре. Пуанкаре рассказывает в своих мемуарах следующий своеобразный эпизод. После того как он выразил в Лондоне удовлетворение по поводу того, что Англия отказалась гарантировать Германии свой нейтралитет, к нему 27 марта 1912 г. явился английский посол лорд Берти. Посол предупредил, что будет говорить в качестве частного лица; он просил «забыть на
