Конечно, существуют сотни, если не тысячи набросков Рубенса. Он весьма плодовитый мастер. Но здесь, в Тихореченске, за тысячи километров от Антверпена! Или вот – Йорданс – застолье. Грубовато, но как сочно. Я вообще обожаю жанровую живопись. Гулянки, карнавалы, народные празднества… Вот Браувер. Не правда ли, великолепно?
На довольно темной картине веселились какие-то средневековые граждане.
Елена издала возглас притворного восхищения, показывая, что пришла в восторг. Она действительно была в восторге, но по другой причине. Мысль о полученном зачете помогла ей реагировать на болтовню старика вполне искренне.
Максаков еще целый час упоенно говорил о фламандцах, сравнивая одного мастера с другим, обращая ее внимание на незаметные профану детали.
– А сколько это все стоит? – наконец не вытерпела девушка.
Максаков быстро взглянул на нее, потом развел руками.
– Затрудняюсь с ответом, – кротко проговорил он.
– И все же?
– Что для меня деньги! – патетически воскликнул профессор. – Я стар, одинок. Вот если бы… – он не договорил, уставился на Елену. – Вы так похожи на мою покойную жену. Вот, посмотрите. – Он подвел девушку к висящей между картин фотографии довольно миловидной пухлой блондинки, не имеющей с Еленой никакого сходства.
– Скончалась несколько лет назад верная спутница жизни, детей нам Господь не дал. Так что нынче я – один как перст.
Елена удрученно вздохнула, разделяя горе несчастного.
– Мне пора идти, – как бы оправдываясь, сообщила она, – уже довольно поздно.
– Но вы навестите меня вновь? – умоляюще произнес Максаков.
– Конечно! – со всей горячностью, на какую была способна, заверила Елена.
– Я буду ждать. Так когда же?
– Через недельку, – чтобы отделаться от старика, пообещала девушка.
– Непременно приходите.
– Ну как? – спросил у нее Станислав, насмешливо вглядываясь в довольное лицо.
– Ты знаешь, замечательно. Зачет я получила. К тому же явно расположила его к себе. Старичок прямо млел. Умолял приходить еще. Словом, произвела фурор. Похоже, он в меня влюбился. Красота – это страшная сила! Еще бы немного и сделал бы предложение. – Елена захохотала.
– Мысль интересная, – серьезно сказал Станислав.
– Скажешь тоже! Жених нашелся.
– А как он живет?
– Убого. Только картины… Он все время о них и рассказывал. Голландцы… фламандцы… Я только про Рубенса и слышала. Спросила, сколько стоит. Он начал неопределенно мямлить. Так я и не добилась ответа.
– Рубенс, говоришь?
– Ага. Набросок.
– Так вот. Этот набросок стоит значительно больше, чем все, что нажили наши с тобой папочка и мамочка.
– Не может быть?!
– Может. И это только одна картинка.
Елена изумленно посмотрела на брата.
– Я тебе советую, сходи к нему еще раз и еще… Сколько нужно.
– Для чего?
– Я же сказал: эти картины стоят огромных денег. Если вывезти их на Запад и продать, можно безбедно существовать до конца жизни.
– Но с какой стати он мне их отдаст? Что он – идиот?! Не выходить же и вправду за него замуж?
– Это и не понадобится. Ты сделаешь, как я сказал.
И она очень скоро вновь отправилась к профессору. В третий визит он сделал ей предложение. Елена вежливо отказала. Максаков пришел в отчаяние. Он всплескивал худыми, словно птичьи лапки, ручками, тряс седовласой головкой, он умолял.
Елена вела себя сдержанно, но не без кокетства. Она позволила взять себя за руку и даже дотронуться до груди. Правда, дальше поцелуя в щечку дело не пошло. «Прыткий старичок», – решила про себя девушка. Максаков наконец не выдержал. Он с гордостью сообщил, что его коллекция стоит очень больших денег, и обещал бросить все свое достояние к ногам Елены. Девушка только смеялась. Теперь она бывала у профессора почти каждый день.
Старичок распалился до предела. Однажды он не выдержал. Запинаясь и всхлипывая, он поведал Елене, что составил завещание, в котором оставляет все ей.
– Теперь мы нанесем ему визит вдвоем, – сказал Станислав, узнав о завещании. – Должен же я познакомиться со своим будущим зятем. Родственными связями нельзя пренебрегать.
– Как же ты туда поднимешься?
– А нянька для чего? Дотащит.
– Но зачем тебе с ним видеться?
– Чтобы расставить все точки, – загадочно ответил Станислав.
– А это кто? – недоуменно спросил Максаков, когда на пороге рядом с Еленой возник Станислав вместе с нянькой.
– Мой брат! – коротко отрекомендовала его Елена.
– Кажется, я его уже где-то видел. Ах да. В анатомичке.
Он недоуменно взирал на Станислава, потом просиял.
– Значит, ты решилась?
– Вы говорите о женитьбе? – поинтересовался Станислав.
– Именно, мой друг. Именно! Конечно, по правилам этикета я должен прийти к вам, а не вы ко мне. Но, увы… Впрочем, мой визит еще впереди. В случае согласия, конечно.
– Честно говоря, – сообщил Станислав, – я явился, чтобы, так сказать, обсудить некоторые щекотливые вопросы.
– Какие, например?
– Дело в том, что мы с сестрой, как бы это сказать, очень близки. Не можем жить друг без друга…
– Конечно, я понимаю. Ваше заболевание… Видимо, болезнь Литтла?
– Дело не в болезни. Хотя, возможно, причина нашей близости именно в ней. Елена для меня и сестра, и нянька, и друг, и… – он подумал, – может, это несколько обидно звучит, – и собака.
Максаков поморщился.
– Не стоит кривить губы, профессор, вы же отлично знаете – уроды несколько отличаются характером мышления от обычных людей. Так вот. Я, возможно, произнесу бестактность, но вы уже не юноша. Выходя замуж, Елена должна быть уверена, что в случае вашей кончины ее дальнейшая жизнь будет обеспечена.
– Но я же говорил! – с раздражением перебил Станислава Максаков. – Все мое достояние отойдет ей по завещанию.
– Хотелось бы посмотреть на него.
– Вздор! С какой стати?!
– Будем называть вещи своими именами. По сути дела, вы покупаете мою сестру.
– Да вы, молодой человек, циник!
– Станешь тут циником!
– Хорошо! – Максаков выскочил из комнаты, но почти тотчас вернулся, держа в руках лист бумаги.
– Убедитесь! – он сунул бумагу под нос Станиславу.
Тот прочел документ, удовлетворенно кивнул головой.
– Все верно. Ты, Елена, его законная наследница. Всего имущества, включая коллекцию картин. Но есть еще одна деталь. Законна ли ваша коллекция? Не возникнут ли во время описи определенные нюансы…
