Финал марсельского дела. Убийство Барту развязывало руки фашистским поджигателям войны и их пособникам. Одним из таких пособников стал новый французский министр иностранных дел Пьер Лаваль.
Лаваль во многом представлял прямую противоположность своему предшественнику. Луи Барту являлся одним из образованнейших людей Франции. Член Французской академии, блестящий оратор и публицист, автор широко известных работ о Мирабо и Ламартине, Гюго, Вагнере и Бодлере, страстный любитель книги, Барту привлекал симпатии людей своей высокой культурой. Четырнадцать раз он был министром. Накануне первой мировой войны, в 1913 г., он стоял во глава правительства. На посту премьера, невзирая на недовольство средней и мелкой буржуазии и. особенно зажиточного крестьянства, этот гуманист и эстет твёрдой рукой провёл закон о трёхлетней военной службе, сыгравший важную роль в деле подготовки Франции к вооружённой борьбе с империалистической Германией.
Барту ненавидел Германию как подлинный французский патриот. Сын лавочника из Олорен-Сеят- Мари, затем провинциальный адвокат, далее депутат, министр в составе ряда кабинетов, наконец, глава правительства, Жан-Луи Барту оставался неизменно верен заветам великодержавной французской политики. Франция — оплот буржуазного порядка в Европе; сильнейшее государство континента, призванное вместе с союзниками охранять Версальский мир; могущественная Держава, уже отплатившая милитаристической Германии за позор франко-прусской войны, буржуазно-демократическая республика, выросшая в мировую колониальную империю, — таковы были основы внешнеполитической программы Луи Карту. Нужно отдать должное этому государственному деятелю. Широкий исторический кругозор, верное чувство действительности, ясное сознание национальных интересов Франции помогали ему разбираться в международной обстановке и находить в ней правильный путь. На конференции в Генуе в 1922 г. Луи Барту выступал ещё против Советской России как убеждённый враг социализма, как противник разоружения, как сторонник дальнейшего прямого нажима на побеждённую Германию. Но проходит несколько лет. Действительность убедила того же Барту, что Советский Союз представляет силу мирового значения и что только в сотрудничестве с ним может быть обеспечена международная безопасность в Европе. И вот в Женеве, перед вступлением Советского Союза в Лигу наций, Барту в замечательной речи доказывает необходимость такого сотрудничества со страной социализма. Разумеется, сам он не отрекается от своей принадлежности к классу буржуазии. Барту был лишь выразителем интересов наиболее передовой части этого класса, которая в лице Советского Союза видела надёжнейший оплот борьбы против войны, грозившей буржуазной Франции не только возможностью поражения, но и глубочайшими социальными потрясениями. И вот со всей решительностью Луи Барту вступает на путь борьбы с поджигателями войны; он развивает необычайную для своего возраста энергию, ратуя за организацию союза сторонников мира против агрессора. Фашисты знали, кого они убивали в Марселе. В лице Барту они устраняли своего опаснейшего противника, пламенного французского патриота, одного из лучших представителей дипломатии большого стиля, каких знала буржуазная Франция.
Пьер Лаваль. Сын трактирщика из Оверни, бедствующий гимназист, впоследствии неимущий студент Парижского университета, мелкий адвокат, довольствующийся гонораром в 25 франков за любое дело, далее мэр парижского предместья Обервилль, с 1914 г. — депутат палаты, один из самых левых членов социалистической партии — таковы начальные этапы личной и общественной биографии Пьера Лаваля. Совершенно иной представляется его дальнейшая карьера. В 1930 г. Лаваль — уже богач, наживший аферами миллионы, хозяин нескольких провинциальных газет, собственник доходнейшего поместья «Ла Корбьер» в Нормандии, обладатель увесистого пакета акций минеральных вод Виши, обитатель аристократической виллы «Саид» в одном из наиболее изысканных районов Парижа. Лаваль уже ушёл из социалистической партии. В парламентских кулуарах ему приятельски пожимают руку правые депутаты. С ним ведёт интимные застольные беседы Андрэ Тардье, начавший свою политическую карьеру с попыток продаться немцам, ради власти готовый предать любого из своих друзей и покровителей, как он и сделал со своим «патроном» Клемансо, и до конца дней своих мечтавший о то» «решающем часе», который сделает его, Тардье, диктатором Франции. Лаваль шепчется и с продажным агентом Германии де Бриноном; он приближает к себе грязного провокатора Дорно, которого ценит за горластую демагогию, звериную ненависть к коммунистам и умение сколачивать банды фашистских погромщиков. Сочувственно присматривается он и к полковнику де ла Року, бывшему контрразведчику, а затем вожаку «Боевых крестов» — военизированной контрреволюционной организации, французского издания германского «Стального шлема».
Лаваль нашёл себя; он обрёл и свою стихию. Выходец из среды мелкой буржуазии, стяжатель, спекулянт и честолюбец, он отдаёт себя на службу тем, в ком видит истинных хозяев Франции: за Лавалем стоит монополистический капитал, отбрасывающий такие демократические предрассудки, как парламентские методы управления страной, подбирающий себе на службу пролаз, авантюристов, людей без чести и совести, мечтающий укротить рабочий класс при помощи террористической диктатуры, видящий в фашистской Германии и Италии не врагов французского народа, а сродную себе классовую силу.
Пока Лаваль ещё не проявил с полной очевидностью своей вражды к «левым» и тяготения к фашизму, наружность его служила благодарным предметом для карикатуристов Гитлера. Впоследствии, когда Лаваль стал лакеем Гитлера, эти издевательства над «типом французского негроида» разом прекратились: по приказу Геббельса, внешность предателя Франции неожиданно приобрела в немецко- фашистских иллюстрациях черты почти «арийской правильности». Но и сами соотечественники Лаваля далеко не всегда беззлобно подсмеивались над его наружностью. Приземистая фигура овернца, его оливковое лицо, толстые губы, щербатый рот, густая и неопрятная шевелюра являлись предметом весьма нелестных острот. Одни называли Лаваля продавцом фиг, другие — цыганом и лошадиным барышником, третьи по поводу общеизвестного пристрастия Лаваля к белому галстуку саркастически замечали, что этот галстук — единственное светлое пятно на тёмной фигуре министра. Смеялись и над анекдотическим невежеством Лаваля, в особенности в области истории и географии. Вспоминали, между прочим, как в ответственнейшем разговоре с руководителями внешней политики одной из великих держав этот министр иностранных дел Франции с бесподобным апломбом относил Персию к прибрежным черноморским странам. Вскоре после этого конфузного случая на стене роскошного министерского кабинета, на Кэ Д'Орсэ, услужливой рукой одного из ближайших сотрудников Лаваля была повешена новенькая географическая карта.
Став министром иностранных дел Франции, Пьер Лаваль прежде всего постарался мирно покончить с делом о марсельском убийстве. Рассмотрение этого вопроса состоялось в Совете Лиги наций 7—10 декабря 1934 г. в связи с заявлением Югославии о соучастии венгерского правительства в марсельском преступлении. Лаваль произнес в Совете самую двусмысленную речь. Он начал с патетического заявления, что «в этот серьёзный час Франция стоит плечом к плечу с Югославией»; закончил же он своё выступление угодливым пожеланием, чтобы Венгрия сама нашла у себя виновных и положила конец их деятельности. В таком же духе, в результате закулисных переговоров и под нажимом французской дипломатии, была составлена и принята резолюция Совета Лиги наций по делу о марсельском злодеянии.
Лаваль торжествовал. Он знал, что им довольны и в Берлине, и в Будапеште, и в Риме. Действительно, вскоре Лаваль получил любезное приглашение Муссолини посетить Рим для переговоров.
Римский сговор (7 января 1935 г.). Лаваль выехал из Парижа в Рим как «вестник мира». Он был весьма приветливо принят Муссолини, с которым имел четыре долгих совещания, из них три в присутствии советников и одно в секретнейшем tete-a-tete. После первых двух совещаний было опубликовано достигнутое соглашение по австрийскому вопросу. После третьего, секретного, собеседования Лаваль объявил, что соглашение достигнуто по всем пунктам.
Общая декларация в результате римского совещания 7 января 1935 г. была опубликована 11 января. В ней сообщалось, что оба правительства намерены «развивать традиционную дружбу, соединяющую обе нации, и сотрудничать в духе взаимного доверия в деле сохранения общего мира».
Только позднее, 15 апреля 1935 г., было опубликовано соглашение Лаваля с Муссолини об
