Девочка, видимо, долго ждала, когда ее об этом спросят. Она сделала важное лицо и начала рассказывать:
– Иногда мне снится огромный черный лес. Ночь. Горит костер, и возле костра какие-то люди. Женщины, молодые и старые… Происходит что-то непонятное, страшное. Все кружатся около этого костра и словно кого-то ждут. И тут появляется оно.
– Оно? – переспросила Галина.
– Да, это не мужчина и не женщина, а нечто огромное, бесформенное и страшное. Но становится не страшно, а, наоборот, очень радостно. Все начинают обниматься, веселиться…
Девочка замолчала, что-то обдумывая.
– А потом? – спросила Галина.
Маша посмотрела на нее и облизнула губы. Видимо, раздумывала, продолжать рассказ или нет.
– Потом бывает разное, – наконец сказала она.
– Что же?
Девочка замолчала.
– Ну, не хочешь – не говори.
– Нет, почему же, могу рассказать. Вам можно, вы… – Она запнулась.
Галина замерла, ожидая продолжения.
Но девочка внезапно замкнулась и молча уставилась на дорогу.
«По-видимому, сны имеют сексуальный оттенок, – решила Касьянова, – вот ребенок и стесняется говорить на эту тему».
Наконец вдали показались дома поселка, возле которого располагалась лечебница. Машина съехала с асфальта и стала продвигаться по грунтовой дороге, вдоль которой в лужах плескались многочисленные гуси и утки.
Маша с интересом смотрела на всю эту домашнюю живность, видеть которую ей приходилось нечасто.
– Ой, теленок! – воскликнула она, и Галина тоже на миг ощутила себя десятилетней девочкой, впервые попавшей в деревню.
Поселок скоро кончился, и они очутились перед массивными железными воротами, в стороны от которых расходился высокий, увенчанный колючей проволокой забор.
– Как тюрьма, – тихо сказала Маша.
Ворота открылись, и они въехали внутрь.
Кусты сирени и чахлые сосенки окружали приземистые помещения, в которых размещались больные. Галине не раз приходилось здесь бывать, однако она так и не смогла привыкнуть к этому месту. Слова Маши «как тюрьма» оказались как нельзя кстати. Они точно определили отношение самой Галины к учреждениям подобного типа.
Казалось бы, давно пора не реагировать. Но нет. Так и не привыкла.
Кругом было пустынно. Машина подъехала к небольшому двухэтажному зданию, в котором находились административный корпус и лаборатория.
– Ты посиди пока в машине, – сказала Галина девочке, – я скоро приду.
Минут через десять она вернулась, взяла Машу за руку и повела в здание.
Процедура оказалась совершенно безболезненной, и Маша, чуточку боявшаяся, совсем успокоилась. Без особого интереса смотрела она на гудящий аппарат, из которого выползала длинная узкая бумажная лента, испещренная чернильными штрихами. Она поняла, что эти штрихи как-то отражают работу ее мозга. Как только аппарат замолчал, появилась Галина и увела девочку. Они снова вышли из здания.
– Тебе придется подождать меня в машине, – сообщила Галина, – может быть, довольно долго. Но постарайся от машины далеко не отходить и жди меня. Там в сумке, – она кивнула на заднее сиденье, – печенье и газированная вода. Если захочешь есть, бери, не стесняйся.
– А вы скоро придете?
– Постараюсь как можно быстрее.
Некоторое время Маша сидела в машине. Но скоро ей стало скучно. Вначале захотелось пить. Она открыла бутылку воды и отхлебнула прямо из горлышка. Вода была теплой и противной, во рту остался какой-то металлический привкус. Он был настолько неприятен, что Маше захотелось заглушить его.
«Сейчас бы простой воды», – подумала она, с тоской глядя в окно машины. Жажда становилась нестерпимой.
Маша вылезла из машины и в растерянности остановилась перед входом в здание, не решаясь открыть дверь. Хоть бы спросить у кого, где можно напиться. Но вокруг не было ни души. Наконец Маша решилась, открыла тяжелую дверь и неуверенно вошла в темный прохладный коридор. Куда идти? Дорогу она, конечно, не запомнила. Она медленно побрела по длинному коридору и тут же увидела идущую навстречу фигуру в белом халате.
– Тебе чего, девочка? – спросила медсестра.
– Я пить хочу.
– Пить? А ты как здесь оказалась? Таким, как ты, тут не место.
– Я с Касьяновой приехала.
– Ах так. Ну, пойдем, я тебя напою.
Они вошли в какую-то комнату и остановились перед большим баком, на котором было написано «питьевая вода». К баку на длинной цепочке была прикреплена металлическая кружка. Сестра наполнила кружку и подала Маше. От воды пахло хлоркой. Превозмогая себя, девочка сделала пару глотков, но на большее ее не хватило. Она протянула кружку медсестре.
– Ты же пить хотела? – недоуменно произнесла та, но потом разглядела гримаску отвращения на лице девочки. – Что, вода не понравилась? Ну уж извини, у нас другой нет.
Медсестра сердито удалилась, на прощание молча махнув рукой в сторону выхода, и Маша снова осталась одна.
Она опять очутилась на улице. По-прежнему вокруг было пусто. Стояла тяжелая жара, и не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Воздух, казалось, звенел.
Хотя Маша толком и не напилась, жажда неожиданно мучить перестала. Зато захотелось в туалет. Но вновь входить в это странное здание не тянуло. Там небось и туалеты странные, вроде этого бака с питьевой водой. Девочка вспомнила звяканье металлической цепи, запах хлорки и поежилась. Проще дойти до ближайшего куста сирени, благо они тут густые, а кругом так пустынно. Так что бояться нечего.
Еще сидя на корточках, девочка услышала чьи-то голоса. Она испуганно вскочила и хотела уже побежать к машине, но потом вспомнила, где находится. Откровенно говоря, она и согласилась ехать сюда в надежде увидеть хоть одного сумасшедшего. Какие они, сумасшедшие, она представляла плохо. Неужели именно такие, как те маньяки, которых она нагляделась по видаку?
Девочка осторожно пошла на звук голоса.
Через несколько шагов она увидела скамейку, на которой сидели двое. Одеты они были в нелепые одежды, напоминающие застиранные до белых ниток пижамы, а старший еще и в синий ватник. Именно его голос и услышала Маша.
Его собеседником, вернее, слушателем, был мужчина лет тридцати, с гладким, как репа, румяным лицом и наголо остриженной головой.
По-видимому, это и были сумасшедшие, о которых она так много слышала. Девочка смотрела на них во все глаза. На первый взгляд, ничего странного, кроме одежды, в этих гражданах не наблюдалось. Старик и вовсе был похож на их соседа, отставного полковника милиции Каратыгина. Он точно так же, как Каратыгин, надувал при разговоре щеки, отчего казалось, что он сердится. У него были усы и густые бакенбарды, точно такие же, как у полковника. Маша сначала даже подумала, что это Каратыгин и есть.
Но вот разговор, который вел человек, так похожий на их соседа, был крайне неприличен. Говорил двойник полковника о женщинах, причем в таких выражениях, что даже десятилетняя девочка поняла их смысл. Рассказывал о какой-то графине. По понятиям Маши, графини – создания благородные и воздушные – бывают нынче только в сказках. Эта же графиня, если верить описаниям старика, была очень мерзким созданием. Маша даже мысленно не решилась бы повторить те эпитеты, которые использовал старик, рассказывая о ней.
