Ирод их «содела мученики… и граждане вышнего царствия», «лик младенцев приведеся мученическою кровию… еже вселил еси во обители присноживотные» (стих, на Господи, воззвах)… «младенец множество мученически, по Бози всех пострадавши, почести страдания от него приемлет» (канон, песнь 4), «сверстници дети страдальцы Христова воплощения» (песнь 2).
Эта канонизация содержит в себе мысль огромного догматического значения, и именно в отношении к интересующему нас «еврейскому вопросу». Младенцы эти явились жертвой жестокости Иродовой, будучи чужды сознательности уже в силу своего возраста, к тому же и при отсутствии связи с Христом в его младенчестве. Конечно, есть особое таинственное избранничество этих младенцев (о нем дается намек в церковном песнопении: о Рахили здесь говорится, что она «веселится, в недрах Авраамовых ныне видящи»). Но, помимо тайны этого личного избрания, остается еще факт общего значения, который относится к особой связи, существующей между избранным народом, как призванным нарочито послужить делу Боговоплощения, и самим воплотившимся Господом. Еврейский народ является живой родословной Христа Спасителя, которая свидетельствуется в первом и третьем Евангелии, как и всем вообще соотношением между Ветхим Заветом и Новым. Оба они в совокупности своей представляют собой две части евангельского повествования о пришествии в мир Сына Божия, причем первая часть относится ко времени
В контексте этого органического единства Израиля ветхозаветного только и может быть воспринимаемо и значение убиения младенцев Иродом, которые, как будто вопреки всякой внешней очевидности признаются церковью мучениками Христовыми, с Ним и за Него пострадавшими. Здесь указуется наличие этой таинственной связи, соединяющей Христа с человечеством в избранном Его народе. Однако такая связь одним этим случаем не ограничивается и не исчерпывается, поскольку младенцы Израиля избивались и избиваются не одним только Иродом. По силе этой связи возникает общий вопрос о дальнейшем соотношении, существующем между Христом и Израилем в его избранничестве, уже после пришествия Христова в мир и отшествия из него, после совершившегося искупления. Оканчивается ли эта связь и это избранничество в Боговоплощении одним лишь пришествием Христа в мир и с основанием на земле церкви из всех языков? Отходит ли оно в прошлое, в Ветхий Завет, уже упраздненный, или же сила его сохраняется, хотя уже в образе новозаветного, нового избранничества? Отменено ли и отменимо ли оно? На этот вопрос имеем прямой и категорический ответ у ап. Павла именно в том смысле, что «дары и избрание Божий непреложны». (Рим. XI, 29). Именно таковое соотношение сохраняется и теперь между избранным народом и всем христианским миром: «если начаток свят, то и целое, и если корень свят, то и ветви» (16), и «не ты (говорит апостол, обращаясь к церкви языков) корень держишь, но корень тебя» (18). «Итак, спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? Никак… Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал» (1-2). «Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток» (5), чрез который и «весь Израиль спасется» (26).
О такой непрерывности избрания Израилева свидетельствует апостол, в свете этого свидетельства надо понимать другие, как будто ему противоположные указания, говорящие об отвержении Израиля.
Что же изменилось, что произошло в отношении Христа к избранному народу после того, как последний отрекся от Него? Вникнем в сказанное об этом в Евангелии и прежде всего в слова Самого Христа. После страшного обличения книжников и фарисеев, духовных вождей Израиля (Мф. XXIII), Господь обращается к Иерусалиму с приговором:
Далее идет страшное повествование о предании Христа на распятие по настоянию вождей израильских и наущаемого ими народа: «распни, распни Его». Может показаться, что это требование является всенародным: у Матфея (XXVII, 22) сказано: «говорят ему (Пилату) все: да будет распят», и, далее, отвечая ему, весь народ сказал: «Кровь Его на нас и на детях наших». Однако надо взвесить все слова этого страшного и рокового текста, звучащего, как самоприговор над Израилем: есть ли это действительно полное самосознание всего народа, в котором, однако, таится грядущее иудео-христианство апостольской церкви, или же это есть голос части его, городской иерусалимской толпы, настроенной ее вождями. Но тогда – он не был голосом всего народа даже здесь, в Иерусалиме: ведь среди него было столько свидетелей чудес и учения Христова, толпами следовавших за Ним во время Его служения. Об этом достаточно свидетельствует евангелист Лука, так повествующий о распятии: «и весь народ, сшедшийся на сие зрелище, возвращался, бия себя в грудь». (Лк. XXIII, 48). Ранее же так говорится о шествии ко кресту: «и шло за ним множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем» (27).
И к нему– то обратясь, изрек Господь Свои милосердствующие и вместе пророческие слова: «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших». (XXIII, 27-31).
Итак, прежде всего здесь происходит в народе разделение, и даже до противоположности: одни плачут и рыдают о Нем, другие неистовствуют: «распни Его», – и готовы принять на себя за это самую последнюю ответственность: «кровь Его на нас и на детях наших». Это же разделение простирается и на грядущую судьбу Израиля, которая для одних является неизбежным последствием принятой ими вины, как «строгость к отпадшим» (Рим. XI, 22), а для других судьбой печальной и страшной, хотя и спасительной. Это единые судьбы единого и избранного народа Божьего, «который Он наперед знал», даже в его ожесточении, которое описывается самыми тяжелыми чертами, заимствованными из ветхозаветных пророков (XI, 3, 8-10). Падение их есть (подобно как и падение
Иуды) богатство миру, и оскудение их богатство язычникам (11). И хотя Бог проявил «строгость к отпадшим» (22), но «они, если не пребудут в неведении, привьются, потому что Бог силен опять привить их»