Усевшись в «десятку», Жюль Верн хотел уж было завести машину, но почему-то остановился и посмотрел на Веру:
– Дай-ка мне еще разок взглянуть на завещание.
Он вновь развернул бумагу, потом достал из бардачка футляр с лупой, поднес увеличительное стекло к бумаге и стал внимательно изучать ее.
– Бумага подлинная, – наконец изрек он. – Очень хорошая. Похоже, даже водяные знаки имеются. По качеству близка к пергаменту. Возможно, именно поэтому и дожила до наших дней. Но вот написанное… Оно-то каким образом сохранилось? Чернила почти не поблекли, не расплылись… А ведь бумага валялась под дождем и снегом. Нет, не верю!
– Чему не веришь? – спросила Вера.
– Что завещание все это время провалялось на земле. Возможно, оно находилось в гробу, и воры вытащили его вместе с награбленным добром, а приглядевшись повнимательнее, бросили за ненадобностью. Но даже в этом случае оно провалялось на земле долгие годы. И должно было бы давным- давно сгнить.
– Но ведь не сгнило же, – закончила мысль Вера. – Хотя грязи на нем было достаточно.
– Вот-вот. Все же я думаю, его подкинули.
– Но кто?!
– Не знаю.
– Духи? – предположила Вера.
– Какие там духи! Еще скажешь: баронесса. Но даже если предположить, что это так, то тоже одно с другим не вяжется. Ей совсем невыгодно подбрасывать нам вещь, дающую шанс в борьбе с ней.
– Что ты все: шанс да шанс? А если я вовсе не желаю сражаться?
– То есть как не желаешь?
– Да очень просто. Не хочу, и все!
– Но ведь совсем недавно ты мне толковала обратное?
– У девушек семь пятниц на неделе.
– Ничего себе! Зачем же мы полезли в этот склеп?
– Тебе разве было неинтересно?
– Интересно, конечно, но…
– Вот тебе и «но»! Ладно, давай вперед!
Когда они подъехали к тому месту, где оставили могильщиков, те расслабленно отдыхали на подстеленных ватниках. На их лицах сияли благостные улыбки. Хмурая женщина исчезла, зато рядом с могильщиками валялась пустая бутылка и стояла вторая, опорожненная до половины. Могила была не докопана. Жюль Верн принялся ругаться с подчиненными, а Вера сидела в машине и бессмысленно таращилась на происходящее. Ей вдруг стали совершенно безразличны и Павел Борисович, и этот вот парень, и мертвая баронесса, которая то ли существует, то ли нет.
Тусклый день медленно дотлевал. На Сорочинск наплывал густой беспросветный мрак.
Глава 12
Битва при «Пирамидах»
и новые откровения Амалии
Жюль Верн отвез Веру, некоторое время постоял возле ее подъезда, раздумывая, что делать дальше. Домой идти не хотелось, и он решил вначале поужинать, а потом отправиться в музей. Прежде всего его интересовали находки, сделанные в склепе. При беглом изучении ничего особенного они собой не представляли, однако Жюль Верн хотел взглянуть на них попристальнее. Первое впечатление обычно обманчиво. Иной раз кажется, обнаружил шедевр, а приглядишься: фальшак, подделка, в лучшем случае – новодел. А бывает, в груде хлама блеснет «алмаз». В этом-то и заключается главный кайф.
Жюль Верн загнал «десятку» во внутренний дворик музея, потом подхватил пластиковый мешок, открыл входную дверь и поднялся на второй этаж особнячка, где у него имелось нечто вроде лаборатории. Он сел за покрытый прозрачным пластиком стол, включил мощную настольную лампу и стал раскладывать свои находки. Большинство костей он отложил сразу же. По реберным и берцовым узнать что-либо, во всяком случае ему – не анатому, – вряд ли удастся. Тазовые, конечно, могут подсказать, мужчине или женщине они принадлежали. Но лучше всего о поле и возрасте усопшего скажет череп. Сохранность зубов, надбровные дуги… – все эти детали известны даже непрофессионалу.
Среди прочих костей череп имелся всего один, да и тот без нижней челюсти. Судя по выпуклым надбровным дугам, он принадлежал мужчине, а более-менее целые, несточенные зубы говорили: мужчина вряд ли старше сорока лет, причем пищу он потреблял отнюдь не грубую, значит, из состоятельных слоев общества. Череп вытянутый, долихоцефального типа. Скулы выражены слабо. Можно предположить, он принадлежал представителю какого-нибудь германского народа, скорее всего, немцу. Но это и так ясно. Ведь найден он в усыпальнице фон Торнов. Не мог же в ней очутиться монгол? А вот славянин мог вполне. Хотя русская нация – такое смешение типов, что подчас весьма трудно определить ее представителя только по черепу.
Ладно, отставим кости, возьмемся за находки искусственного происхождения.
Эполет. Вернее, его остатки. Похоже, кто-то порезал ножницами. Непонятно только, для чего? Скорее всего эполет из эпохи Александра Первого. Вот и вензель соответствующий просматривается. Без римской цифры – значит, точно Александр Первый. Но самая, конечно, интересная находка – орден Святого Владимира.
Коллекция российских орденов в их музее, за малым исключением, состояла из современных имитаций. Оригиналы редки и дороги. Имелся, правда, орден Станислава, чья подлинность сомнений не вызывала, но он был поврежден и реставрирован. С современными наградами дело обстояло лучше. В музее были представлены практически все подлинники медалей и большинство наиболее распространенных орденов.
Жюль Верн вертел крестик в руках. Даже ленточка сохранилась, хотя ее красная середина настолько побурела, что почти не отличалась от соседних черных полос. «Владимир» – довольно высокий орден, причем вручавшийся за боевые заслуги. Раз на ленте, значит, носился на шее. Третья степень. Давался чинам не ниже генерала. Неплохое приобретение для музея.
Некоторое время молодой человек продолжал перебирать находки, но больше ничего интересного ему не попалось. Он отодвинул лампу в сторону и задумался. Больше всего в этой истории его удивляло поведение Веры. То сама бросается на шею, то ведет себя холодно и отчужденно, точно между ними ничего и не было. В чем причина? Влияние этой чертовой Амалии? Возможно, но только ли? Девчонка ему, безусловно, нравится. Он не возражал бы связать с ней жизнь. Связать жизнь? Погоди, погоди… Двое его предшественников уже вынашивали подобные планы, однако стремление жениться на Вере плохо для них кончилось. Во всяком случае, так объясняет их убийства сама Вера. А как обстоит на самом деле? Случайность ли это или?.. Или происки баронессы? Нет, не может быть! Это очевидная чепуха!
Жюль Верн покачал головой, отгоняя морок. Глаза слипались. Хотелось спать. Он поднялся, сунул орденский крестик в карман, вышел из лаборатории и спустился на первый этаж. Там, среди экспонатов, имелся диван невероятных размеров, на котором очень удобно дремать. Покемарит пару часов, и порядок.
Разбудил Жюля Верна некий посторонний звук. Он машинально взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Ого! Почти двенадцать. Неплохо вздремнул. Вставать не хотелось. Можно заночевать и в музее, но нужно бы раздеться. Но все-таки что нарушило его сон? Может, мыши? Здесь наверняка живут мыши, вот только что они едят? Грызут экспонаты? Или предметы интерьера? Свечи, например… Нет, мышей нужно извести. Придется обратиться в санэпидемстанцию. Пусть придут и сделают дезинфекцию.
Шорох раздался вновь. Шел он из прихожей, и Жюль Верн тут же понял: мыши так не шуршат. В музей явно кто-то проник. Но кто? Ключи от входной двери, кроме него самого, имелись только у отца. Может, он? Поздновато, конечно. Однако отец мог хватиться Жюля Верна и начать его искать. Чепуха. У отца всегда при себе телефон. Мог бы и позвонить. Да и не в его правилах бегать по городу и разыскивать взрослого сына. Значит?.. Значит, в музей проник вор. Такой вариант совсем не исключен. Попытки уже имели место… Правда, он считал, их делали соседские мальчишки, привлеченные видом старинного оружия: сабель и шпаг, кремневых ружей и пистолетов. Конечно, и для более разборчивого грабителя здесь есть чем
