– Все ты о том же, – поморщился Хохотва.
– А что, нельзя?! Почему? Ты скажи мне, почему я не могу помянуть моего лучшего товарища? Почему он жить не хотел?
– Он, как это сказать, заразился, что ли… Поэтому и решил развязаться разом.
– Заразился… Чем это он заразился? Думаешь, тоже оборотнем стал?
– Думаю.
– Глупости. Никаких оборотней не существует.
– Опять ты за свое. Мы же с тобой сами видели тогда в цирке…
– Все равно не существует. Я как убежденный… – он икнул, – убежденный…
– Кто?
– Ате… ате… атеист утверждаю: все, что мы видели, – элементарный гипноз. Нас просто гипнотизировал этот киношник.
– А медведей?
– И медведей тоже.
– Ну ты даешь!
– Утверждаю наверняка: и медведей… Почему, когда он снова стал человеком, на нем не было ни единой царапины? Вот! Ни единой! А ты заключение патологоанатома читал? Вот результаты вскрытия. Обширный инфаркт. Никаких повреждений.
Над столом повисло молчание.
– А пуля? – через некоторое время осторожно сказал Хохотва.
– Что пуля?
– Ведь в сердце у него пулю нашли, твою, между прочим, серебряную…
– Ну и нашли! Но ведь она находилась внутри предсердия, а входного отверстия не было. Не было!!! Как она там оказалась?
– Так и оказалась. Ты выстрелил в оборотня, а попал…
– В кого я попал?
– Может, закончим?
– Нет, не закончим! Ну скажи, в кого я попал? Патологоанатом чуть с ума не свихнулся, когда пулю нашел. «Не может такого быть», – говорит. Вот именно, не может. Он сам пулю подкинул…
– Кто он-то?
– Ладно. Не бывает никаких оборотней! Все это гипноз. Комов или как там его… Пантелеев, что ли, обладал мощнейшим даром, к тому же он был маньяк и педик. Заметь! И педик! И эти люди, типы, его дружки Шляхтин и Грибов, тоже. Свои способности они использовали для преступлений. Потом киношник понял, что дальше так продолжаться не может, что вот-вот их банду раскроют. Поэтому он навел на своих сообщников Ивана и с его помощью уничтожил их.
– Только Шляхтина…
– Не перебивай! Когда он понял, что Иван все понял, он решил и его… Для этого он напридумывал всю эту жуть, он же режиссер, сумел внушить Ивану и вынудил его застрелиться.
– Откуда же Комов знал, что мы явимся, да и пистолет…
– Он все знал! Он был гениален в своей отрасли… В своей сфере… И нам он попытался внушить нечто подобное… Но вышла осечка. Сердце не выдержало непомерной нагрузки… Вот он и того…
– Я же тебе рассказывал, – Хохотва задумчиво поднял глаза к потолку, – приезжал один из этих стариков – Артемий. Приходил ко мне в музей. Благодарил… Он сказал, что мы нашли единственный способ избавиться от оборотня: напустить на него медведей.
– Бред! Не верю!
– Старик точно приезжал.
– Не в старике дело. Я все равно не верю ни в каких оборотней. Допускаю, странностей в этом деле хватает, но в силу стечения обстоятельств. Просто совпало. Бывают такие случаи… Давай-ка лучше помянем Ваньку, пусть ему земля будет пухом…
Приятели подняли кружки, громко чокнулись, причем часть содержимого из кружки Ильи выплеснулась на его плащ.
– Я, дорогой ты мой товарищ ученый, тоже иногда, особенно ночами, думаю, – продолжил Илья прерванную мысль, – может, правда мы имели дело со сверхъестественными силами? Все эти рассказы, оборотни, призраки… Отрезанные головы. Понимаешь, было бы очень удобно объяснить все происходящее с нами, да и со всей огромной нашей страной влиянием потустороннего мира. Ведь почему так? То у нас все хорошо, а то все плохо. То тишь да гладь, а то смута… А вот они, эти самые потусторонние силы, свет и тьма, борются между собой. А победить окончательно ни одна сторона не может. Отсюда и хаос.
– По-моему, ты перебрал, – вместо ответа объявил Хохотва. – Пойдем-ка домой, к Тамаре…
– Пойдем, – охотно согласился Илья Безменов и, слегка пошатываясь, двинулся к выходу.
– А пиво она все равно разбавляет, – неожиданно повернулся он к идущему сзади Хохотве, – и действует не по подсказке оттуда, – он направил указательный палец в пол, – а по своей инициативе!
Девять месяцев спустя
– Все-таки есть женщины в русских селеньях, – сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, ординатор родильного дома № 6, известного каждому москвичу.
– Что вы имеете в виду, Геннадий Михайлович? – подняла на него глаза старшая сестра.
– Даму из третьей палаты.
– Ах, генеральшу?
– Именно. Ведь не молода, чуть ли не пятьдесят, а какого парнягу родила!
– Да, ребенок на удивление… И знаете, Геннадий Михайлович, какая странность. Ровно год назад, день в день, у нее убили единственного сына. Студент-отличник, красавец, и такая трагедия. Она мне фотографию показывала…
– Убили сына?!
– Именно. Она до сих пор не может прийти в себя. Действительно, мужественная женщина. Нашла в себе силы родить почти в пятьдесят лет. Просто не верится.
– А кто отец?
– Она не сказала. Да и какое это имеет значение? Женщине нужен ребенок, пусть на старости лет, но свой, именно свой! Она, конечно, весьма обеспечена, в состоянии нанять кормилицу. Несмотря на свой возраст, еще очень интересная дама. Оно и понятно, ей не приходилось всю жизнь убиваться за сто двадцать рублей в месяц. Одно слово – барыня. И отдельная палата – пожалуйста, и лучшие врачи вокруг суетятся…
– А как ребенок?
– Просто богатырь. Весит почти пять килограммов! Рост соответственный. Все в норме, просто не верится. Обычно у рожениц в таком возрасте дети рождаются слабые, а тут – на загляденье.
– Неужели никакой патологии?
Старшая сестра замялась.
– Есть немножко, – поджав губы, проговорила она.
– Какая же?
Она обернулась по сторонам и, удостоверившись, что рядом никого нет, выразительно посмотрела на ординатора.
– Просили никому не говорить, – шепотом произнесла она.
– Но мне-то ведь можно.
– Понимаете, – она замялась, – он… мальчик то есть, весь покрыт черной шерстью, точно медвежонок. Алевтина Генриховна, как принимала, прямо воскликнула: «Медведя родила». Такая вот патология.
– Случается, – авторитетно изрек ординатор, – через месяц волосы, конечно же, выпадут.
– Вот и Алевтина Генриховна сказала то же самое.
– А как же генеральша, она не в истерике?
– Ей пока не показывали, да какая истерика, так уж ждала, так ждала, что, надо думать, и такому без памяти рада будет. Главное, что здоров, а шерсть выпадет.
– И то правда, – подтвердил ординатор.
