замка. Полдень — не время для работы.
В слободе горшечников, под плетнем, отгородившим небольшую хатку с единственным крошечным окошком, выходящим на улицу, от пыльной дороги, в чахлой, измученной зноем травке копошился небольшой, лет восьми, мальчуган. Одет он был только в коротенькие порточки, голое худенькое тельце загорело до черноты, и этот загар еще больше подчеркивался белыми, выгоревшими волосами, подстриженными «под горшок». Огромные голубые глаза смотрели на мир со жгучим интересом детства и в то же время выдавали некий горький опыт. Мальчишка поймал жука и внимательно его рассматривал, зажав в крошечной ладошке.
Когда он, оторвавшись наконец от жука, поднял голову, его взгляд уперся в горящие зеленым светом волчьи глаза. Здоровенный матерый зверь с широкой белой полосой на шее, широко расставив лапы, стоял в двух шагах от ребенка и внимательно разглядывал его лицо. Мальчик не испугался, а словно бы оцепенел. Несколько секунд маленький ребенок и огромный зверь не мигая рассматривали друг друга, а затем волк чуть приспустил нижнюю губу, показав острый желтоватый клык, и хрипло, нечленораздельно произнес:
— Где твоя мать, маленький изверг?
Мальчик, не отрывая взгляда от зеленых волчьих глаз, медленно поднялся на ноги, изобразил неуклюжий поклон и ответил:
— Я — сирота, господин…
Волк склонил серую от пыли голову набок и еще более невнятно пробормотал:
— Жаль… У твоей матери красивые дети…
После этих слов матерый зверь повернулся, словно потеряв всякий интерес к ребенку, и неторопливой рысью направился к центру городка.
Мальчик проводил волка взглядом, а затем начал медленно отступать к калитке. Добравшись до входа во двор, он быстро юркнул за плетень, стрелой промчался к крылечку хаты и исчез за визгливо скрипнувшей дверью.
Единственная полутемная комнатка хатки казалась очень большой, но это было скорее следствием почти полного отсутствия мебели. Только большой очаг, расположившийся посреди помещения, создавал хоть какое-то ощущение обжитости. Земляной пол приятно холодил ноги, но мальчишка даже не заметил этого. Быстро пробежав к дальней стене комнаты, он присел на корточки перед кучей тряпья, наклонился и, чуть всхлипывая от возбуждения, зашептал:
— Дедушка… дедушка… проснись скорее! Что сейчас было! Со мной многоликий говорил!
Куча тряпок зашевелилась и… успокоилась.
— Дедушка, ну, дедушка же! — снова зашептал мальчишка, запустив ручонки под тряпки и толкая всю кучу. — Ну, проснись! Я тебе сейчас все расскажу.
Куча снова зашевелилась, из-под тряпок показалась огромная грубая рука, которая, пошарив по поверхности кучи, отбросила вдруг большой, толстый лоскут. Из-под него появилось широкое заспанное лицо старика. Большие, водянисто-голубые глаза бессмысленно поморгали, потом в них появилось сознание и старик резко сел, разворошив всю кучу.
— Что случилось? — спросил он гулким, чуть охрипшим от сна голосом и протянул свою огромную ладонь к белой голове внука, словно желая убедиться, что с мальчиком все в порядке.
— Я же тебе говорю, дед, со мной только что говорил многоликий!
Дед моргнул, не глядя, протянул руку в сторону и ухватил за горлышко стоявший рядом глиняный кувшин. Напившись квасу, дед поставил кувшин на место, посмотрел на внука и совсем уже проснувшимся голосом поинтересовался:
— Ты, значит, снова играл за плетнем?!
Мальчик от неожиданного вопроса сел на пол, вздохнул, понимая, что отпираться бесполезно, и молча кивнул.
Дед вздохнул, укоризненно покачал головой, но ругать мальчишку не стал. Вместо этого он погладил его по голове и, умеряя свой могучий бас, спросил:
— Ну, и что тебе сказал твой многоликий?
Мальчик поднял удивленные глаза и в свою очередь задал вопрос:
— Разве тебе неинтересно, какой он был?
— А я знаю, какой он был, — чуть усмехнувшись, ответил дед.
— Откуда? — У мальчишки от удивления округлились глаза, но он тут же сообразил: — Ты смотрел в окно, да?!
Дед отрицательно покачал головой:
— Ты же видел, что я спал… Просто я могу догадаться, что это был волк… ну, может быть, человек, хотя в человеческом облике многоликие по нашей улице не ходят…
— А может, это был ивачь?
— Ну да, — насмешливо оборвал внука дед, — ивачь специально спустился на нашу пыльную улицу с небес, чтобы посмотреть на вот это чудо красоты!
И он легко ткнул в маленький нос внука своим заскорузлым пальцем.
— Да, — мальчишка почесал вихрастую макушку, — это действительно был волк… Но, знаешь, он был такой огромный, с вот такими зелеными глазами!
Мальчишка свел свои ладошки, показывая, какие огромные глаза были у волка.
— И еще у него на шее вот такая белая полоса! — малец азартно мазнул ладошкой по своему горлу.
— И что же он тебе сказал? — спросил дед.
— Он спросил… — мальчик на мгновение замялся, — он спросил, где моя мама.
Дед внимательно посмотрел на внука, и тот, не дожидаясь вопроса, произнес:
— Я ответил, как ты учил… Что я — сирота…
— Он что-нибудь еще сказал? — мягко поинтересовался дед.
Мальчишка отрицательно покачал головой и, спустя мгновение, добавил:
— Он сразу убежал… В город…
Дед снова протянул руку к кувшину, но вдруг остановился, а затем начал с кряхтением выбираться из своей кучи.
— Дедушка, — чуть отодвинувшись, воскликнул внук, — а ты, разве, уже встаешь? На дворе еще очень жарко!
— Ничего, — добродушно буркнул дед, — раз уж ты, Вотушка, меня разбудил, не имеет смысла снова укладываться! Пойду-ка я лучше поработаю, а вечером, по холодку, отдохну.
— Тогда ты вечером расскажешь мне про моего прадеда? — с загоревшимися глазами спросил мальчишка. — Про многоликого Вата?
Дед взглянул на внука, коротко вздохнул и кивнул:
— Расскажу…
Подняв с пола свой кувшин, дед шагнул к выходу. Мальчик вскочил на ноги и припустился следом.
Выйдя на крыльцо, дед внимательно оглядел плавящуюся под знойным солнцем улицу. Она была пуста, но на плотной белой пыли немощеной дороги четко отпечатались крупные пятипалые лапы. Следы пролегали точно посреди улицы и только возле их избы делали петлю.
«Многоликий действительно был огромен! — подумал дед. — Уж не сам ли вожак, не сам ли князь Всеслав, разговаривал с моим мальцом?»
Сзади в него уперлась детская ладошка, и внук звонко спросил:
— Дед, можно я тебе помогу?
— Пойдем, помощник, — усмехнулся дед и двинулся вдоль недавно побеленной стены за угол. За хатой был пристроен небольшой дощатый сарай, в котором располагалась мастерская. Дверь сарая, даже не дверь, а скорее калитка, висела на ременных петлях и вряд ли могла служить преградой для воров. Хотя, правду сказать, в мастерской мало что могло привлечь внимание вора — несколько неплохих ножей, вот, пожалуй, и все. Однако отыскать этот инструмент было довольно трудно, он прятался под ворохами лыка, свернутыми кольцами разной толщины веревок, вязками свежих ивовых ветвей, стопками различных деревянных колодок, от огромных, для хоромных туесов, до крошечных — под детские лапоточки.
